Стихотворения. Николай Заболоцкий

бабы выставили в пляске

      У перекрестка гладких ног

      Чижа на розовой подвязке.

      Смеется чиж – гляди, гляди!

      Но бабы дальше ускакали,

      И медным лесом впереди

      Гудит фокстрот на пьедестале.

      И так играя, человек

      Родил в последнюю минуту

      Прекраснейшего из калек —

      Женоподобного Иуду.

      Не тронь его и не буди,

      Не пригодится он для дела —

      С цыплячьим знаком на груди

      Росток болезненного тела.

      А там, над бедною землей,

      Во славу винам и кларнетам

      Парит по воздуху герой,

      Стреляя в небо пистолетом.

      1928

      Пекарня

      В волшебном царстве калачей,

      Где дым струится над пекарней,

      Железный крендель, друг ночей,

      Светил небесных светозарней.

      Внизу под кренделем – содом.

      Там тесто, выскочив из квашен,

      Встает подобьем белых башен

      И рвется в битву напролом.

      Вперед! Настало время боя!

      Ломая тысячи преград,

      Оно ползет, урча и воя,

      И не желает лезть назад.

      Трещат столы, трясутся стены,

      С высоких балок льет вода.

      Но вот, подняв фонарь военный,

      В чугун ударил тамада, —

      И хлебопеки сквозь туман,

      Как будто идолы в тиарах,

      Летят, играя на цимбалах

      Кастрюль неведомый канкан.

      Как изукрашенные стяги,

      Лопаты ходят тяжело,

      И теста ровные корчаги

      Плывут в квадратное жерло.

      И в этой, красной от натуги,

      Пещере всех метаморфоз

      Младенец-хлеб приподнял руки

      И слово стройно произнес.

      И пекарь огненной трубой

      Трубил о нем во мрак ночной.

      А печь, наследника родив

      И стройное поправив чрево,

      Стоит стыдливая, как дева

      С ночною розой на груди.

      И кот, в почетном сидя месте,

      Усталой лапкой рыльце крестит,

      Зловонным хвостиком вертит,

      Потом кувшинчиком сидит.

      Сидит, сидит, и улыбнется,

      И вдруг исчез. Одно болотце

      Осталось в глиняном полу.

      И утро выплыло в углу.

      1928

      Рыбная лавка

      И вот, забыв людей коварство,

      Вступаем мы в иное царство.

      Тут тело розовой севрюги,

      Прекраснейшей из всех севрюг,

      Висело, вытянувши руки,

      Хвостом прицеплено на крюк.

      Под ней кета пылала мясом,

      Угри, подобные колбасам,

      В копченой пышности и лени

      Дымились, подогнув колени,

      И среди них, как желтый клык,

      Сиял на блюде царь-балык.

      О самодержец пышный брюха,

      Кишечный бог и властелин,

      Руководитель тайный духа

      И помыслов архитриклин!

      Хочу тебя! Отдайся мне!

      Дай жрать тебя до самой глотки!

      Мой рот трепещет, весь в огне,

      Кишки дрожат, как готтентотки.

      Желудок,