Ричард Длинные Руки – герцог. Гай Юлий Орловский

когда не все по его воле.

      – Хорошо, – процедил герцог сквозь зубы, – да увидят все, что мои решения справедливы!..

      – Сэр Фонтане, – сказал я громко, – предстаньте перед судом! В смысле, вот здесь, между нами и герцогом.

      Не оглядываясь, я чувствовал, как в рядах моих рыцарей пошло шевеление. Мимо меня проехал и остановил коня между нами на равном расстоянии Фонтане, подчеркнуто спокойный, прямой, на лице уже нет веселья, но нет и страха.

      – У нас идиотом может назвать каждый, – объяснил я, – а вот преступником – только суд! Мы здесь остановились затем, чтобы выслушать ваши…

      – Признания, – сказал герцог.

      – Объяснения, – уточнил я. – А лучше, показания. Решение, принятое нами с герцогом, будет окончательное и не подлежащее никакой апелляции.

      Фонтане поинтересовался:

      – Что такое апелляция?

      – Апелляция, – объяснил я, – когда просите один суд проявить неуважение к другому суду. Но мы с герцогом преисполнены уважения как друг к другу, так и к другим благородным лордам королевства, так что, вы понимаете прекрасно, если не дадите нам ясных и понятных объяснений, что там у вас случилось, виселицы на этот раз не избежать. И апеллировать будет не к кому.

      Герцог уловил раздражение в моем голосе, улыбка чуть-чуть проступила на его худом лице и тут же пропала. Его военачальник почему-то старается не смотреть на Фонтане, как и тот не смотрит на герцожью правую руку.

      За моей спиной граф Гатер сказал тихохонько барону Уроншиду:

      – Видите, сэр Гедвиг, как надо? По-культурному. Что не так – сразу в суд! А у нас сразу в морду.

      – Дикие у нас места, – ответил барон печально. – Ничего, наш сэр Ричард уже продвигает культуру в рыцарские массы.

      Фонтане выпрямился в седле, все насторожились, он вздохнул и ответил дерзко:

      – Вообще-то мне сказать нечего.

      Герцог произнес обрекающим голосом:

      – Признаешь ли ты, что соблазнил мою дочь?

      Все замерли в ожидании ответа. Фонтане подумал, бросил взгляд исподлобья, тяжело вздохнул.

      – Увы.

      – Что «увы»? – потребовал герцог люто.

      – Ваша дочь слишком… красива. Я не устоял.

      – Соблазнил? – повторил герцог с нажимом.

      Фонтане прямо посмотрел ему в глаза.

      – Зачем такое слово? А если это любовь?

      Герцог вскипел так, что, если бы его не ухватили за руки, ринулся бы с мечом на этого ухмыляющегося наглеца.

      – Любовь? Какая может быть любовь к такому ничтожеству?

      Фонтане ответил дерзко:

      – Любовь не знает меры, границ, сословий. Перед любовью, как перед Господом, все равны.

      Герцог, кипя гневом, повернулся ко мне.

      – Теперь вы видите?

      Я поинтересовался:

      – А откуда стало известно, что он соблазнил? Может быть, это только слухи? Сплетни?

      Он вскипел:

      – У нее живот подпер подбородок!.. Через две недели родит!

      – Простите, – сказал я обалдело, – не думал, что так серьезно. Это да, это понятно…