Жертва опыта. Дмитрий Игоревич Михин

уже не прилагал усилия, – он остолбенел; он хотел вытащить, но не мог; он хотел отпустить, но не мог. Как молнией ударило. Но все же он отпускает ее не без трепета и с ужасной мыслью, которая отпечаталась на его глазах, после чего он хотел бы ослепнуть, – возможно, тоже жертвоприношение. Весь обвороженный удивлением, чудом, он отошел и больше не возвращался.

      Господин, наблюдая за всем этим, не проронил ни слова, не пытался остановить, и вид его не принял печали. Поверьте: он не злодей, и ему вовсе не все равно; он знал, что так суждено и что не в его власти поправить произошедшее. Он только хотел проститься или …

      Перед уходом он взглянул на нее: на ее склонившеюся голову, на эти волосы, напоминавшие ракиту, склоненную у берега; на ее подкошенные колени, детские; и кровь стекала по ней прямо к ее ногам. Ему не нравилось эта кровь: она портила все ее величие, оставляла пятна, что нарушали всю гармонию, но, видимо, в жизни не бывает других пятен, что могут остаться о нас другим. Он повернулся и стал направляться к своей бричке, как вдруг он остановился. Он, наконец-то, обомлел, оттого, – возможно, поэтому он и пришел, – что за его спиной происходило нечто знакомое, вбирающее начало многолетних страданий, неистового терпения, уничижения, разочарования, раздражения, лжи, раскаяния, умаления, прощения, созерцания, одухотворенности, радости, принятия. Все это смешалось и разрывало изнутри, вызывая разные эмоции одновременно. И это было так прекрасно! Ему не нужно было обернуться, чтобы увидеть и убедиться в этом. Вокруг него стало все преображаться: снег перестал идти, все приняло вид выжидания: трава подняла к верху стебли, пытаясь что-то показать, как маленькая ребятня, обрадовавшись преподнесенной им желанной игрушки; деревья взмахнули ветвями, чтобы не загораживали весь их интерес; стая стрижей взметнулась вверх, вся переполненная желанием – быстрее разнести на весь мир растущий, охватывающий миг, когда приоткроется душа в каждом живом существе и все увидят, как многого не замечали.

      Господин ожидал, пока она подойдет и притронется к нему, как когда-то он коснулся ее.

      Глава I

      В детстве

      I

      Еще только на улице стояли сумерки; слабый свет, казалось, только приоткрыл глаза и не хотел еще вставать, в небесах почти не было облаков, лишь малая их часть осталась парить в открытом небе, чтобы проникнуться этой тишиной, что блуждала по полям, лесам, домам, дорогам. Ее можно было заметить везде: она все окружающее смещала на задний фон – словно весь мир сдвинулся и потерял свое значение, уступив свой пьедестал тишине.

      Если бы мы вышли сейчас на улицу и стали бы рассматривать предметы, будь то ведро, ковшик, бревна, скамейка, изгородь, хомут, – на всем этом, как одеяло, окутывалось затишье; можно было бы подумать, что всех этих вещей в данный момент не существует: они отошли куда-то, но обязательно вернутся, – вернутся в свои тела.

      Все это беззвучие позволяло не думать ни о чем, не стареть; время казалось бесконечным, а вечные проблемы