Там, где цветет полынь. Олли Вингет

дальнобойщика? Что останется после этой широкой спины тогда? Кто вспомнит добрым словом? Секретарша, прохожие, соседи, жена? Или один только крик, полный тупой злобы, будет эхом звучать в их сердцах, пока его массивное тело будет опускаться в свежую могилу?

      Уля медленно пробиралась ко входу, шагая за остальными, а мысли ее витали где-то далеко, в немыслимых далях, таких же бесконечных, как серая стена из сна. Потому, дойдя до окошка регистратуры, она так и не придумала, что именно скажет, чтобы получить квиток.

      – Фамилия? – устало спросила ее тетушка в тяжелых очках.

      – Сафонова, – пролепетала Уля.

      Мужчина, получивший печать на нужных ему бумажках, стоял совсем рядом и что-то просматривал в записях. Он с интересом поднял взгляд на ее голос, потом опустил, но продолжал слушать, что она говорит, Уля точно это знала.

      – В списках нет, давайте полис.

      Рука дрожала, когда Уля протискивала тонкую карточку в прорезь стекла. Тетушка принялась печатать, почти прижимая лицо к монитору.

      – На прием, консультацию или за справкой? – спросила она, замерев над клавиатурой.

      – Что? – Уля не могла отделаться от мысли, что злобный мужик вслушивается в каждое ее слово.

      – Зачем пришла, милочка? Медицинскую книжку оформлять? Или на прием?

      – А есть разница?

      За спиной начали переговариваться. Она задерживала очередь, привлекая к себе все больше внимания.

      – На прием, – чуть слышно выдохнула Уля.

      – Что?

      – На прием, – сказала она громче, явственно слыша, как насмешливо хмыкнул стоявший у двери мужик.

      Щеки пылали, когда Ульяна спустилась по расшатанной скрипучей лестнице и выбежала наружу. Моросил дождь. Мужик уже дошел до припаркованной на углу машины цвета мокрого асфальта, как вдруг обернулся, и его лицо растянулось в гнусной улыбке. Ульяна дернулась, словно от удара, и свернула в маленький сквер, который прятал здание диспансера от шумной улицы.

      Там она села на скамейку лицом к двери лечебницы. Люди входили и выходили. У каждого из них была своя жизнь. И смерть тоже была своей. От нее-то, от чужой смерти, Уля и мечтала сбежать. Но как войти в кабинет врача и сказать ему правду?

      – Я вижу чужую смерть, – проговорила Ульяна. – Я. Вижу. Чужую. Смерть.

      Это звучало глупым бредом. Детским розыгрышем. В лучшем случае ее отправят домой. В худшем – запрут в комнате с теми, кто не умеет разделять вымысел и правду. Но что ей делать там, в запертой палате, если она начнет видеть гибели соседей, от которых так просто не сбежишь? Да, лекарства могут помочь, а если нет? Тогда она и правда сойдет с ума.

      Думая так, Ульяна потеряла счет времени. Оно же бежало вперед, час проверки ее кабинета Фоминым давно наступил. Уля даже не подумала взять выходной или прикинуться нездоровой. До этого ли, когда решаешь пойти к мозгоправу? Завибрировавший телефон заставил ее вздрогнуть всем телом.

      На секунду Ульяне показалось, что звонит мама. Что она, распознав в голосе дочери отчаяние,