Там, где цветет полынь. Олли Вингет

придем, цыпочка, уже недолго, – бурчал под нос назвавшийся Гусом.

      Теперь от него пахло так же отвратительно, как он выглядел. Старик пьяно покачивался на кривых ногах и потирал давно немытую шею – словом, был неотличим от других таких же бездомных. Уле уже казалось, что она ошиблась. Воспаленный рассудок сыграл с ней еще одну шутку – страх встретить полынь помутил его, потому и почудилось, что старик… Что ей показалось, она так и не сумела понять. Мало ли в мире длинных мужских пальцев с жирной грязью под ногтями? Отчего же она идет вслед за этим сумасшедшим, не пытаясь вырваться, будто бы он может ей помочь?

      Гус словно услышал ее лихорадочные мысли и остановился. Не оборачиваясь, он дернул плечом, будто сомнения в голове девушки были для него назойливыми мухами.

      – Дома все равно никто не ждет, – сказал он. – Так что перестань делать вид, что тебе есть куда идти. – И шагнул вперед.

      Они уже подошли к низкой пристройке с засаленными стенами и покосившейся вывеской «Чебуречная». Обычно Уля пробегала мимо таких дверей, опустив глаза и сжав кулаки в карманах. Оттуда доносились постоянные крики, запах прогорклого масла и разлитого пойла. И все это заставляло Улю морщиться от омерзения. Но сейчас Гус уверенно тащил ее внутрь, и она просто не могла сопротивляться.

      На деле все оказалось именно так, как представляла себе Ульяна. Небольшой прилавок со сваленными в кучу заветренными пирожками, под низким потолком раскачивалась голая лампочка, а у стены ютилась пара липких пластмассовых столиков. Гус подошел к одному из них, облокотился на пластик и уставился на Улю. Как бы она ни отворачивалась, болотные глаза старика все равно оказывались прямо напротив. Из-под кустистых, подернутых сединой бровей они глядели на нее со злой насмешкой, выжидая. Уля тяжело сглотнула и опустила взгляд в пол. На истоптанном кафеле сложно было разобрать орнамент, всюду валялись смятые стаканчики, салфетки и обрывки газет.

      – Не бойся, лапочка, – протянул старик, кривя рот в ухмылке. – Мою смерть тебе не увидеть. Не про твою она честь. Ну-ка, купи дедушке чего-нибудь промочить горло.

      – У меня нет денег, – угрюмо проговорила Уля, продолжая рассматривать грязные разводы под своими ботинками.

      – Врешь. – Гус проворно залез во внутренний карман, покопался там и вытащил потертый стольник, тот самый, что Уля сунула ему в утренней электричке. – Смотри, что у нас есть. На пивко хватит, птенчик. Иди, не томи душу.

      За прилавком стояла унылая женщина в переднике, выпачканном маслом. Она нехотя подняла на Ульяну по-рыбьи равнодушный взгляд, когда та подошла к ней, держа купюру в мелко дрожащей руке.

      – Что? – спросила продавщица, два передних зуба у которой оказались выбиты, и язык проскакивал в эту прореху, брызгая слюной.

      – Бутылку пива, – выдавила Уля, молясь всем богам, чтобы мерзкие капли не долетели до нее, иначе она закричит, выбежит наружу и будет нестись, не разбирая дороги, пока какая-нибудь машина ни собьет ее и не раскатает по асфальту.

      Женщина