Грозненский роман. Константин Семенов

чаю не выпил. Оказалось не зря: повторяли показ переговоров Дудаева и Грачева в Слепцовской. Съемка была явно протокольной, смонтированной: понять по ней, что там на самом деле происходило, нормальному человеку было так же трудно, как разобраться в хитросплетениях мировой экономики. Оба генерала сидели с непроницаемыми лицами игроков в покер, а когда говорили, создавалось впечатление, что разговаривают они на особом, только им известном языке. Намеки, многозначительность, недомолвки – обычная давно приевшаяся подковерная борьба.

      Генералы изменились, только когда вышли к журналистам, словно в древнегреческом театре, сменив одни маски на другие. Теперь они демонстрировали дружелюбие и открытость. Грачев, явно кокетничая перед телекамерами, заявил:

      – Мы поговорили откровенно, как генерал с генералом. Решили так: сначала передача пленных, потом – посмотрим, как пойдут дела.

      Сделал театральную паузу, убедился, что все телекамеры направлены на него, и с видов триумфатора добавил:

      – Самое главное, о чем мы договорились – ВОЙНЫ НЕ БУДЕТ!

      И генералы под вспышки камер обменялись крепким солдатским рукопожатием.

      Казалось бы, после сумасшедших событий последних дней, такое заявление министра обороны великой страны должно было бы полностью успокоить маленького человека, сидящего сейчас перед телевизором в неспокойном городе.

      Казалось бы…

      Но Борис никакого заметного успокоения не заметил. Что-то мешало.…То ли слишком неестественно бодрый вид Грачева, то ли несоответствующая моменту странная задумчивость Дудаева, то ли еще что. Слишком много в последнее время происходило диких, за гранью здравого смысла событий, и, казалось уже, что разыгрывается дурацкая пьеса абсурда, где никто – ни актеры, ни режиссеры – не знают, что запланировано в следующем акте.

      Борис доел курицу, отнес тарелку на кухню, взял приготовленный чай, отрицательно покачал головой на немой вопрос Ирины.

      – Мам-пап, а можно я тоже посмотрю? – спросил Славик с набитым ртом.

      – А уроки ты уже все сделал? Что-то бабушка, помнится, говорила другое.

      – Ну ма-ам-м, я потом сделаю, че ты. Я тоже хочу посмотреть, как Явлинский заложником станет. Папе можно, да…

      – Никаких потом! – отрезала Ирина. – И не смей сравнивать себя с папой! Твое дело – учиться.

      – Ага, учиться… – заныл Славик. – А на фига? Все равно скоро война начнется.

      – С чего ты взял? – вмешался Борис. – Тебе что, Ельцин звонил?

      – Все говорят.

      – Кто – все?

      – Все! Пацаны в школе. Абдулка говорит, что срываться всем пора, что, если бы они не были «лицами кавказкой национальности», давно бы уже в Россию сбежали бы. И вообще у нас уже полкласса в школу не ходит, а из русских, кроме меня, только Вовка и Марина с Викой остались.

      – Подожди, – повернулась от плиты Ирина, – А Толик? Я же тебя в пятницу забирала? Ну, да – в пятницу. Толик был…и мама его.

      – Толик уже три дня не ходит. Уехали, говорят.

      Борис стиснул зубы. Как же тяжко это все слушать! И ведь виноват он, только он. Хотя.…Ну, куда ехать? Как?