Мариам. Талант соединенный с мужеством. Отсутствует

уезжал, смущаясь, сунул Евдокии мешочек. «Тебе!» – «Что это?» В мешочке был сахар. Парнишка всё это время откладывал ей свои ежедневные пайки. Она замахала руками: «Что ты, что ты, возьми с собой, сестрёнок угостишь».

      Какое там! Так и пришлось взять этот мешочек, чтобы не обидеть парня. А обиделся тот не на шутку: «От меня не хочешь?»

      Но не всех удавалось спасти. Пули и осколки обрывали жизнь солдат и здесь, уже в госпиталях. Евдокия сейчас часто ходит на кладбище, где они похоронены. «Ходила к своим ребятам», – говорит она мне в такие дни, заходя в гости.

      Марьям замолчала. Потом без явной связи с тем, что говорила, стала рассказывать о недавней свадьбе:

      – Эту азербайджанскую семью я давно знаю. Пригласили к ним меня на свадьбу.

      Подхожу к дому в назначенный час. Не слышно ни зурны, ни веселья. Мы привыкли: раз свадьба – дым коромыслом. А тут тихо. В чём дело?

      А мне говорят, что на этой же улице умер человек. В его доме траур. Там горе. Молодые решили: коль скоро о дне свадьбы было объявлено, гости собрались, многие приехали издалека, так уж и быть – отпразднуем. Но тихо, без шума. И вы знаете, о чём я подумала? У этих молодых будет счастливая судьба: в радости они не забыли о чужом горе.

      Горе легче пережить в дружной семье. Там и радость вдвойне. У нашей страны, как у большой семьи, тоже общая судьба.

      Сердцу моему больно, когда я слышу, как пытается кое-кто нас, людей разных национальностей, поссорить.

      И оно радуется, когда мир, когда люди живут в согласии.

      Вот приходила из санатория и всё думала, думала. Думала о том, что в тех армянах, которые поселились там, я чувствовала своих сестёр, дочерей и внуков.

      Вспомнила Буйнакск, дом инвалидов, прошедших чередой перед моими глазами, прошедших через моё сердце – и русских, и украинцев, и евреев, и латышей, и грузин…

      Я в них видела братьев, я была для них сестрой. И, наверное, матерью тоже. Нам в голову не приходило выяснять тогда, кто есть кто по национальности.

      Неужели всё это забыть? Перечеркнуть? Растоптать? Кто же мы тогда такие?

      Чего мы будем стоить, если не сумеем сберечь самое дорогое, что сердцем нажито?

      Я с ужасом смотрела недавно по телевидению эпизоды событий в Абхазии. Одна женщина проклинала другой народ. На ней был платок.

      Хотела крикнуть: «Женщина, что ты делаешь? Опомнись! Сними платок, брось между враждующими». Так всегда делали на Кавказе матери, жёны, сёстры, когда хватались за оружие мужчины. А она – проклятия слала.

      Мы жили одной семьёй. Со своими бедами и радостями. У нас была одна судьба.

      Она и сейчас у всех в стране одна. Поэтому мне больно за трещины, которые появились у нас в межнациональных отношениях. И думаю о том, что никак нельзя, чтобы эти трещины расширялись, превращались в пропасть.

      Никак нельзя! Как нельзя предавать дружбу.

      Потому что за спиной у нас, за прожитыми годами много было такого, что никак нельзя, просто безнравственно разменять, как мелкую монету.

      «Правда»,

      22 октября 1989 г.

      Служить