Олли Таймон. Алексей Кондрашев

едва сдерживая ухмылку. Затем сказал снисходительно:

      – Надеюсь, ты не поверил в эту чушь, друг Олли?

      – Нет, но я подумал, что ты рехнулся, друг Вей.

      – Ты забыл, что прутья зачарованы? – Вейдок кивнул в сторону решетки. – Весьма умело, надо сказать. Чарами их даже не погнуть. Теперь ясно?

      Таймон озадачено смотрел на Вейдока, и выражение его лица было истинно кретинское, потом он понимающе закивал, а следом они оба захохотали. Насмеявшись вдосталь, Таймон сказал:

      – Признаюсь, я думал, что тюрьма для волшебников – одно лишь название. Для формальности.

      – Нет. Тут на самом деле поработал маг. Работа высшего класса.

      – И тебе не хватит сил расколдовать решетку?

      Вейдок пожал плечами. Таймон фыркнул:

      – Ну, тогда я просто выломаю прутья, и делу конец.

      – Тоже не пойдет, Олли.

      – Да почему же?!

      – А что ты намерен делать со стражей?

      – Стражи нет!

      – А если появится? Не исключаешь же ты такую возможность?

      – Если стража появится, я с ней справлюсь!

      – Отлично. Сила есть, ума не надо. Одного ты уже поколотил. Ну, положим, еще половину из них ты покалечишь, может, кого-нибудь даже прибьешь.

      – Ну и что?!..

      Повисло молчание. Вейдок покачал головой. Он знал, Таймон не видел никакого зла в убийстве, – такой уж у него взгляд на вещи. Но твердо решил переспорить его сегодня.

      – Олли, ты жалуешься, что теряешь человеческий облик.

      – Это из-за людей, я же сказал.

      – Думаю, не из-за людей. Вспомни, каким ты был, когда я нашел тебя. И как потом ты изменился, живя среди людей. Теперь ты снова изменяешься, но лишь потому, что отдаляешься от них. От нас. От меня, я ведь тоже человек. Может быть, стоит больше следовать человеческим устоям?

      – Если я буду следовать человеческим устоям, я превращусь в свинью, – огрызнулся Таймон. – И оглянуться не успеешь.

      – А ты не подражай свиньям. Не слушай баранов. Не водись с собаками.

      – Это невозможно, ты знаешь.

      – Посмотри на меня. Я делаю все то же, что и ты. Но я не теряю лица.

      – Когда напиваешься, теряешь.

      – Отнюдь, даже когда напиваюсь, не теряю.

      – Что же ты сидишь в тюрьме? За приличное лицо?

      – Не исключено, что именно за него, – Вейдок тяжело вздохнул.

      – И как же тебе удается это – не терять лицо?

      – Просто я ищу во всем хорошие стороны.

      – Какие хорошие стороны в утреннем реве этого пьяницы-тюремщика? – с сарказмом спросил Таймон.

      – Хотя бы то, что своим появлением он провозглашает для несчастных в этой юдоли скорби, что пришло новое утро, – ответил Вейдок.

      Он замолчал, глядя на Таймона победным взглядом. Таймон не ответил, он не проронил ни слова минуты три. В течение этого времени выражение лица Таймона менялось несколько раз, отражая по очереди досаду, разочарование, смирение и наконец глубокую задумчивость.

      – Ты демагог, Вейдок Найтл, – произнес он. – Ты чертов демагог! Но если тебе не нравится