Стрелецкий десятник. Николай Кондратьев

которой стояла покляпая сосна. Их встретили два здоровенных мужика – помощники Мокруши, одетые в зловещие красные рубахи с красными же кушаками, поверх них кожаные фартуки – всегдашняя одежда палачей. Недалеко от сосны полыхал костер. На поваленном бревне разложены инструменты катов. Даниил, почувствовав недоброе, взглянул на царя. Тот насмешливо приказал:

      – Ну что, боярич Данила, догадываешься, кого ждут?

      Даниил, не поняв ничего, хотел повернуть коня, но не успел поднять плетки, как очутился на земле в руках катов. Они подтащили его к сосне и принялись раздевать. Даниил взмолился:

      – Государь, за что? Чем провинился? Государь!..

      Иван подъехал ближе и молча наблюдал за происходящим. Каты затянули заранее приготовленные петли, и Даниил оказался подвешенным за руки к сосне, с ногами, привязанными к тяжелому бревну. Ощутив боль от врезавшихся веревок, он перестал вопрошать и злобно глядел на царя. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, с лица царя сползла веселость, взгляд Ивана стал холоден и беспощаден, глаза постепенно расширялись, сверкая белками. Мало кто выдерживал его взгляд, но Даниил выдержал, чем еще больше разъярил царя.

      – Зачем ты, раб лукавый, украл присланную мне грамоту?

      – Я не крал. Свиток валялся на полу.

      – Кому ты хотел передать его?

      – Никому, государь, как перед Богом! Не думал я, что в твои покои попал. Пьян был.

      – Прочел?

      – Как мог прочесть? Я вельми пьян был.

      Иван покачал головой и подытожил:

      – Ой, Данила, Данила! Зачем же мне, государю своему, врешь, да еще Богом клянешься? Двадцать плетей, чтоб в другой раз не врал!

      Каты секли с двух сторон ременными кнутами с оттягиванием. На спине Даниила ложились крест-накрест наливающиеся кровью жгуты. После пятой пары ударов потекли струйки крови. Даниил истошно вопил, эхо вторило и множило его крики. Конь под Иваном метался, не слушался узды. После двадцатого удара каты вытерли кнуты пучками травы, свернули кольцами и отошли. Даниил продолжал вопить, хотя много тише, Иван крикнул:

      – Замолчь, скотина!

      Даниил, верно, не услыхал.

      Царь кивнул катам:

      – Еще десять.

      Каты исполнили приказ, Даниил обвис на веревках. Мокруша взял кожаную бадейку с приготовленной водой, окатил боярича. Даниил, застонав, открыл глаза. Иван резко выговорил:

      – За вранье будешь еще бит, Данилка. Понял?

      – Понял, государь. О, Господи! – Голос Даниила изменился, стал хриплым и глухим. – Зачем так больно, государь?

      – Станешь врать, еще больнее будет. Теперь отвечай: прочел грамоту?

      – Прочел половину… Спирька вырвал. Как перед Богом!

      – Обрадовался, что узнал?

      – Чему радоваться, государь? Ведь крымцы идут.

      – А про Мишку-князя молчишь? Язык прикусил. Теперь главное. Кто тебе сказал, что жив сын великой княгини Соломонии? Слышь? Говори. – Даниил громко застонал. – Молчишь? Огня!

      Мокруша надел рукавицы, выбрал из костра большой горящий сук, поднес к его ногам. Даниил