Деррида. Бенуа Петерс

в двойном номере за июнь и июль.

      Фраза в условном наклонении, с которой начинается статья, кажется тяжеловесной, величественной и одновременно меланхоличной: «Структуралистское нашествие стало бы особым вопросом для историка идей, если бы однажды оно отступило, оставляя на отмелях нашей культуры свои творения и знаки»[295]. Структурализм, который, с точки зрения широкой публики, достигнет во Франции своего апогея лишь через три или четыре года, для молодого Деррида – дело прошлое, пережиток.

      Тон «Силы значения» взялся непонятно откуда – если только не от Мориса Бланшо. В силу свойственной ему широты взгляда и многообразия отсылок – к Лейбницу и Арто, Гегелю и Малларме текст кажется пришедшим из ниоткуда, однако в нем задаются такое письмо и такая мысль, с которыми, как должны были почувствовать современники, придется считаться. Хотя в статье дан хвалебный отзыв на книгу Жана Руссе, фундаментальные предпосылки последней оспариваются, что позволит нанести несколько ощутимых ударов тому, что Деррида довольно жестко называет «болезненным опьянением утонченнейшим структуралистским формализмом». «То, что в перечитывании, к которому нас приглашает Руссе, изнутри грозит свету, – это также и то, что метафизически угрожает всякому структурализму: сокрытие смысла тем самым актом, в котором мы его и открываем»[296]. Если парафразировать известное выражение Мальро, здесь мы видим яростное вторжение философских понятий в литературную критику. Эта длинная статья, которая через четыре года откроет «Письмо и различие», возможно, выступает основополагающим актом того, что вскоре назовут cultural studies.

      В 1963 году Деррида, похоже, неутомим. Утвердив свою репутацию в качестве превосходного специалиста по Гуссерлю, он постепенно становится важной фигурой парижской интеллектуальной сцены, одним из тех, с кем придется считаться. Вскоре после рождения 10 апреля его старшего сына Пьера он принимается за написание новой статьи для Critique, более скромного по размерам текста, посвященного недавно вышедшей в издательстве Gallimard книге Эдмона Жабеса «Книга вопросов». Жабес, писатель, с которым Деррида пока еще лично не знаком, родился в Каире в 1912 году, в еврейской франкоговорящей семье; будучи евреем, он должен был уехать из Египта в 1956 году во время Суэцкого кризиса. Первый сборник его стихов «Я строю свое жилище», опубликованный в 1959 году, заслужил положительные отклики Сюпервьеля, Башляра и Камю. «Книга вопросов» – первый том из семитомного цикла.

      Статья «Эдмон Жабес и вопрос книги» не имеет ничего общего с классическим комментарием. Часто цитируя писателя, перемещаясь от одной фразы к другой ради того, чтобы найти удачное для них продолжение, Деррида опирается на своего рода эмпатию. Здесь он впервые берется за тему иудаизма; близость интересов Жабеса и его собственных представляется совершенно очевидной:

      Для Жабеса, который признает, что довольно поздно открыл определенную принадлежность иудаизму, еврей – это лишь страдающая метафора. «Все вы евреи, даже антисемиты, покуда вам предназначено

295

Derrida J. Force et signification // Gritique. n° 193–194, переиздано в: Деррида Ж. Письмо и различие. G. g (пер. под ред. В. Лапицкого); я специально использую строчные буквы в названиях статей, как того хотел Деррида, который стремился избежать излишней торжественности, придаваемой прописными буквами таким словам, как «письмо», «различие», «голос» или «феномен».

296

Деррида Ж. Письмо и различие. G. 42 (перевод изменен; пер. под ред. В. Лапицкого – с. 38).