Пока тебя не было. Мэгги О`Фаррелл

полными кружечек, игрушек, пальчиковых картин, женщин, с которыми она подружилась у ворот школы, или за утренним кофе, или на собраниях Общества домохозяек. Толпа из университета оставляла в доме колючий электрический заряд, висящий в воздухе. И ему, Майклу Фрэнсису Риордану, это не было по душе, совсем.

      Он дает себе время собраться, прежде чем подняться по лестнице. Приглаживает волосы, заправляет рубашку обратно под ремень.

      Жена возникает перед ним, когда он взбирается в пространство под крышей, которое создал, установив лестницу, закрыв балки дсп, очистив световой фонарь от опавших листьев, возникает, начиная с ног. Голые пальцы, тонкие щиколотки, скрещенные лодыжки, зад на стуле, спина, согнутая над столиком, ничем не прикрытые худые руки, пальцы, сжавшие ручку, голова, повернутая прочь от него.

      Он встает перед ней, обозначая себя.

      – Привет, – говорит он.

      – А, Майк, – отвечает Клэр, не оборачиваясь. – Мне не показалось, что я тебя слышала.

      Она продолжает писать. Он на мгновение задумывается над этим «Майк». Годами жена в основном звала его первым и вторым именем, как его знают в семье, как звали, когда он был маленьким. Она переняла эту привычку у его родителей и сестер – и обширной сети кузенов, теток и дядьев. Коллеги зовут его Майком; друзья, знакомые, зубные врачи, но не семья, не те, кого он любит. Но как ей об этом сказать? Как сказать: пожалуйста, зови меня обоими именами, как раньше?

      – Что ты делаешь? – спрашивает он вместо этого.

      – Я… – она исступленно пишет, – …просто заканчиваю работу о…

      Она останавливается, что-то вычеркивает, снова начинает писать.

      – Сколько времени?

      – Около пяти.

      Она поднимает голову, услышав известие, но не оборачивается.

      – Задержался на работе, да? – бормочет она.

      Мимо них по чердаку проходит образ Джины Мэйхью, словно полтергейст. Бросает на него взгляд из-под прямоугольного лба, потом исчезает в люке. Он сглатывает – или пытается сглотнуть. Горло сжалось и пересохло. Когда он в последний раз пил? Он не помнит. Ему хочется пить, понимает он, ужасно, чудовищно, невыносимо хочется пить. В мыслях мелькают стаканы воды, ряды колонок, выжженные желтые газоны.

      – Нет… – выговаривает он. – Последний день четверти, всякие дела и… метро. Задержали… ну, знаешь… опять.

      – Метро?

      – Да.

      Он принимается усиленно кивать, хотя на него не смотрят, и поспешно спрашивает:

      – Так о чем работа?

      – О Промышленной революции.

      – А. Интересно. О чем именно?

      Он делает шаг вперед, чтобы заглянуть ей через плечо.

      – Промышленная революция и ее воздействие на средний класс, – говорит она, поворачиваясь к нему и закрывая страницу рукой, и у него в животе точно что-то распускается.

      Отчасти похоть, отчасти ужас при виде ее коротких волос. Он к ним так и не привык пока, так и не может ей простить, что она подстриглась. Несколько недель назад