Гребаная история. Бернар Миньер

что вокруг говорится и делается. Сегодня в эпицентре Генри, а завтра можем оказаться мы все. Также надо быть очень осторожными и с телефонными звонками. Эти ублюдки копы очень даже могут поставить Генри на прослушку. Начиная с этого вечера все, что мы хотим сказать друг другу, говорим при встрече, ясно?

      Все высказались «за».

      – Встречаемся здесь завтра в пять вечера. Исхитритесь уйти пораньше.

      Затем Чарли обнял меня за плечи и прижал к себе. Я увидел его глаза и ощутил себя не одиноким, любимым. Я почувствовал тепло этой любви без задних мыслей, существующей только между нами. Это передалось мне от них, будто электрический ток. Я был живой и, в противоположность тому, что перед этим думал, не одинокий.

      – Не бери в голову, парень: им не удастся поиметь нас, – сказал Чарли. – Да, такова жизнь. Она жестока и несправедлива. Но мы же братья. Мы – семья.

      Друзья согласно кивнули.

      – Настоящая семья, – добавил Чарли, без сомнения, имея в виду свою.

      Не проходило и месяца, чтобы кто-нибудь из нас не произносил подобные слова. Мы вступили в возраст, когда выражение таких чувств могло бы показаться немного смешным и когда стыдишься выставлять их напоказ. Но не сегодня. Этим вечером мы будто возвратились в тот главный день на берегу реки, нам снова было по тринадцать лет. Братья и сестры, неразделимые, как пальцы одной руки. В этот вечер мы снова погрузились в детские фантазии: вампиры, волки-оборотни… В этот вечер Наоми вновь была среди нас.

      И тут в голову пришла странная мысль. Когда я стал их другом, мне было двенадцать лет. А те, кто становится друзьями в этом возрасте, остаются ими навсегда. Даже случись прожить сто лет…

      12. Бессонница

      Я ехал от магазина «Кен & Гриль» в каком-то бессознательном состоянии. Во мне боролись два противоречивых чувства. Желание сгонять на другую часть острова и осмотреть халупу этого урода Джека Таггерта – и уныние при мысли о том, что мы там ничего не найдем. Учитывая его прошлое, он не настолько глуп, даже если замешан в этом деле, чтобы оставлять хоть малейшие улики.

      Прихлебывая пиво «Аляска», прихваченное в магазине родителей Чарли, я устремил взгляд на ленту дороги, расстилавшуюся в свете фар. Двойная желтая линия посредине, освещенные деревья по сторонам, напоминающие гостей на мальчишнике, выстроившихся в честь бедного оплакиваемого жениха: Боу-хоу-хоу-хоу, парни! Вот и он: бедный-бедный-бедный мальчик! Боу-хоу-хоу-хоу…

      Я всегда считал этого парня странным…

      Парень, воспитанный двумя лесбиянками…

      Он всегда был заносчивым козлом, он ни с кем не считается…

      Нет дыма без огня…

      Так шептали клены и бальзамические сосны по обочинам дороги. Меня преследовали комменты со странички на «Фейсбуке».

      Дождь перестал, и странное дело: шоссе казалось уже высохшим, несмотря на несколько полос тумана, которые плавали над асфальтом то тут, то там, разрываемые светом фар. Ночь выдалась просто запредельно темной. Я спросил себя, не проскочил ли, задумавшись, развилку на Экклстоун-роуд,