Собрание повестей и рассказов в одном томе. Иван Тургенев

и не перечтешь.

      – Чай, у вашей барыни дворни много?

      – Нет, не то чтобы много…

      – Однако сколько?

      – Человек, пожалуй что, полтораста набежит.

      Мы оба помолчали.

      – Ну что ж, ты хорошо пишешь? – начал я опять.

      Малый улыбнулся во весь рот, кивнул головой, сходил в контору и принес исписанный листок.

      – Вот мое писанье, – промолвил он, не переставая улыбаться. Я посмотрел; на четвертушке сероватой бумаги красивым и крупным почерком был написан следующий

ПРИКАЗОТ ГЛАВНОЙ ГОСПОДСКОЙ ДОМОВОЙ АНАНЬЕВСКОЙ КОНТОРЫ БУРМИСТРУ МИХАЙЛЕ ВИКУЛОВУ, № 209

      «Приказывается тебе немедленно по получении сего разыскать: кто в прошлую ночь, в пьяном виде и с неприличными песнями, прошел по Аглицкому саду и гувернантку мадам Энжени француженку разбудил и обеспокоил? и чего сторожа глядели, и кто сторожем в саду сидел и таковые беспорядки допустил? О всем вышепрописанном приказывается тебе в подробности разведать и немедленно конторе донести.

Главный конторщик Николай Хвостов».

      К приказу была приложена огромная гербовая печать с надписью: «Печать главной господской ананьевской конторы», а внизу стояла приписка: «В точности исполнить. Елена Лоснякова».

      – Это сама барыня приписала, что ли? – спросил я.

      – Как же-с, сами: оне всегда сами. А то и приказ девствовать не может.

      – Ну, что ж, вы бурмистру пошлете этот приказ?

      – Нет-с. Сам придет да прочитает. То есть ему прочтут; он ведь грамоте у нас не знает. (Дежурный опять помолчал.) А что-с, – прибавил он, ухмыляясь, – ведь хорошо написано-с?

      – Хорошо.

      – Сочинял-то, признаться, не я. На то Коскенкин мастер.

      – Как?.. Разве у вас приказы сперва сочиняются?

      – А то как же-с? Не прямо же набело писать.

      – А сколько ты жалованья получаешь? – спросил я.

      – Тридцать пять рублев и пять рублев на сапоги.

      – И ты доволен?

      – Известно, доволен. В контору-то у нас не всякий попадает. Мне-то, признаться, сам бог велел: у меня дядюшка дворецким служит.

      – И хорошо тебе?

      – Хорошо-с. Правду сказать, – продолжал он со вздохом, – у купцов, например, то есть, нашему брату лучше. У купцов нашему брату оченно хорошо. Вот к нам вечор приехал купец из Венёва, – так мне его работник сказывал… Хорошо, неча сказать, хорошо.

      – А что, разве купцы жалованья больше назначают?

      – Сохрани бог! Да он тебя в шею прогонит, коли ты у него жалованья запросишь. Нет, ты у купца живи на веру да на страх. Он тебя и кормит, и поит, и одевает, и все. Угодишь ему – еще больше даст… Что твое жалованье! не надо его совсем… И живет-то купец по простоте, по-русскому, по-нашенскому: поедешь с ним в дорогу, – он пьет чай, и ты пей чай; что он кушает, то и ты кушай. Купец… как можно: купец не то, что барин. Купец не блажит; ну, осерчает – побьет, да и дело с концом. Не мозжит, не шпыняет… А с барином беда! Всё не по нем: и то нехорошо, и тем не угодил. Подашь ему стакан с водой или кушанье: «Ах, вода воняет! ах, кушанье воняет!» Вынесешь, за дверью постоишь да принесешь опять: «Ну