Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том первый. Нелли Шульман

есть». Говаривал ли сие? Или лжет отец Симеон, у коего ты исповедовался?»

      – Ежели и говорил, что с того? – Башкин пожал плечами: «В церкви немало служителей недостойных. Сие все ведают, и ты, владыко, тоже!»

      Макарий с размаха хлестнул его по лицу.

      – Молчи, пес! Язык тебе за такие словеса вырвать мало! Церковь святая есть опора престола! Кто колеблет ее, на власть царскую руку поднимает!

      Башкин взглянул на Вельяминова.

      Третий день Федор сидел на суде и было ему мучительно стыдно, На его глазах насмехались над тем, во что он сам верил всей душой.

      – Не вздумай! – увещевал он себя под брань митрополита: «Если б ты один был, дак встал бы рядом с Матвеем Семеновичем. Пущай пытают и казнят, хоша умер бы, дак с честью. Но тебе жить надо, не заради себя, а заради Федосьи и Марфы. Нельзя семью сиротить».

      – Еще говорил ты, – гневно продолжил Макарий, – будто Господь Бог и Спаситель наш Иисус Христос неравен Его Отцу. Тако же проповедовал еретик колдун Феодосий Косой, что сбежал из тюрьмы в Андрониковом монастыре. Думаю я, боярин, не твоих ли рук дело, побег сей?

      – Не знаю никакого Феодосия. Что я говорил, только мое учение сие… – хмуро отозвался Башкин.

      – Сие вовсе не учение, а прелесть диавола, соблазнившего тебя и ввергшего в пучину ереси, – Макарий немного смягчился: «Покайся, Матвей, отрекись от своих слов, вернись в объятия Господа нашего Иисуса Христа и прощен будешь».

      – Не в чем мне каяться, и отрекаться не от чего… – отрезал Башкин.

      Макарий метнул быстрый взгляд на Федора. Боярин заставил себя кивнуть.

      – Был я с тобой ласков, Матвей, дак минуло время сие, – угрожающе тихо сказал митрополит: «Есть суд церковный, а есть слуги царские. Они с тобой потолкуют наедине, а я послушаю, что ты решил. Так и приговорим».

      В Кремле служили сороковины по новопреставленному младенцу Димитрию. После заупокойной службы в государевых палатах собрались на трапезу ближние бояре.

      Матвей Вельяминов сидел на скамейке у царевых ног.

      – Матюша, ты почто власы остриг? – улыбнулся Иван Васильевич

      – Венчание на носу, государь, – развел руками Матвей: «Взъелась на меня родня. Говорят, что не на парня я похож, а на девку. Велели перстни снять и каблуков не носить. Старики они, что с них взять».

      – Жаль, – Иван взъерошил волосы юноши: «Красивые кудри у тебя были, как у Авессалома царевича, восставшего против отца своего Давида. Помнишь от Писания-то?»

      – Как не помнить, – кивнул юноша:

      – Авессалом же бе седяй на мске своем, и вбежа меск в чащу дуба великаго, и обвишася власы главы его на дубе, и повисе между небом и землею, меск же под ним пройде, – нараспев проговорил Матвей: «Может, оно и к лучшему, государь, что власы у меня теперь короткие».