Правительность. Власть и правление в современных обществах. Митчелл Дин

как политической теории на независимых левых, одновременное с его упадком: в качестве формы партийной политической практики в Западной Европе и в качестве заслуживающей доверия социальной формации – в Восточной. Как я уже писал, изменение тематики власти в генеалогии в 1970-х годах можно рассматривать как попытку освободить интеллектуальное поле от господства марксистской теории государства (Dean 1994a: 142). Такая теория не подходит для анализа властных отношений из-за ее функционализма и экономизма, в призме которых государство сводится к набору необходимых функциональных реквизитов капитализма, а либерализм объявляется наиболее характерной для капитализма идеологией.

      Пристальное внимание к непосредственному контексту лекций о правительности обнаруживает вариативность этой теоретической проблемы в ряде контекстов (Sennelart 2007: 371–377). К последним относится, например, поддержка советских диссидентов в 1977 году, которая поднимает проблему «прав управляемых» и ведет к созданию понятия «контрповедения» (Foucault 2007: 200; Фуко 2011: 266). Кроме того, к их числу относится «страх перед государством» (Foucault 2008: 187–188; Фуко 2010: 240–241), который видит в государстве способность к неограниченной экспансии и его родство и генетическую преемственность с другими формами государства: от административного государства до государства всеобщего благоденствия, бюрократического, фашистского и тоталитарного государств. Такие связи между действительностью Федеративной Республики Германии и фашизмом и в самом деле были проведены французскими интеллектуалами в ответ на экстрадицию в конце 1977 года Клауса Круассана, адвоката, представлявшего Фракцию Красной Армии и просившего Францию о предоставлении ему убежища. По Фуко, этот страх ведет к «раздутой критике государства», которая упускает специфику анализа, провоцирует, упирая на худшее, дисквалификацию [государства] в целом, упускает из виду действительность и испытывает нехватку самокритики или самоанализа. Ввиду этого поразительно релевантным оказывается и его исследование немецкого неолиберализма одновременно и в качестве генеалогии немецкого государства, и в качестве генеалогии современной ему французской политики, проявляющих в точности такой же страх, хотя и с другой стороны политического спектра.

      Кроме того, в работах Фуко конца 1970-х годов (Foucault 1981, 1988b; Фуко 2005a: 285–317, 2002: 360–381) можно найти ряд отсылок к «проблеме государства всеобщего благоденствия». Она обсуждается на протяжении почти всего курса «Рождение биополитики» – как элемент неолиберальной критики немецкого государства (от социализма Бисмарка до кейнсианского интервенционизма) или же как элемент американской неолиберальной критики Нового курса и политики демократических администраций. Фуко столкнулся с ней в обсуждениях и критике французского социального обеспечения, а также в предложениях ввести отрицательный налог, чтобы изолировать экономику от социального, инициатором которых в 1972 году выступил, будучи министром финансов, Жискар д’Эстен (Foucault 2008: 197–294; Фуко 2010: 251–366). Согласно