История династии Романовых (сборник). Эдвард Радзинский

человек восторженно улыбается императрице.

      Голицын: «Кто она? Кто она? Кто она?»

      Санкт-Петербург, дворец Голицына.

      Князь закончил читать письмо императрицы.

      – Ох-хо-хо, – вздохнул Голицын, – опять придется ее на хлеб и воду!

      Целый месяц бился в заколдованном кругу бедный князь – то отменял строгие меры, то применял. И все с ужасом ждал, что императрица велит принять «крайние меры», и тогда арестантке придет конец, и так и не выяснит он правды. Но Екатерина к «крайним мерам» отчего-то не прибегала. Вместо этого из Москвы забрасывали его бесконечными повелениями.

      «Со второй половины июля матушку вдруг начал интересовать лишь один вопрос: кто она, сия женщина, на самом деле?»

      Раннее утро, князь мирно спит в своей опочивальне.

      Входит камердинер князя, осторожно будит своего господина:

      – Ваше сиятельство… Срочная депеша. Из Москвы. Велено разбудить…

      Старый князь спросонок читает депешу:

      – «Милостивый государь! Ее величеству через английского посланника донесено, что известная самозванка есть трактирщикова дочь из Праги. Сие обстоятельство, мы надеемся, к обличению обманщицы послужит. И вы немедля должны использовать его. И то, что откроется, Ее императорскому величеству тотчас донести. Генерал-прокурор князь Вяземский».

      Хохочущее лицо Елизаветы.

      – По-моему, князь, вы сошли с ума!.. Так и передайте тем, кто снабдил вас этой чепухой.

      И опять раннее утро в опочивальне князя Голицына. И опять его почтительно будит камердинер:

      – Ваше сиятельство, депеша от императрицы.

      И опять спросонок с трудом читает бедный князь:

      – «Адмирал Грейг имеет подозрение, что распутная лгунья – полька. Вы можете в разговорах с ней узнать незамедлительно, на самом ли деле она есть польская побродяжка…»

      И опять камера. И опять умирающая от хохота Елизавета.

      – Из-за этого вы разбудили меня?! Чтобы сообщить этот вздор?!

      И опять дворец Голицына. И опять его будит растерянный камердинер с очередной безумной депешей в руках.

      «Я понимал, что матушка начала сильно нервничать, но что я мог поделать? Молчала разбойница! На этот раз матушке сообщили, что, по слухам из Ливорно, самозванка есть итальянская жидовка».

      Сидя на кровати, полусонный князь дочитывал письмо императрицы:

      – «И скажите: коли в этот раз она опять не признается в правде, и не послушает наших монарших слов, и вместо признания будет продолжать свои бредни, мы тотчас отдадим ее в распоряжение суда и решим дело по справедливости и суровости установленных нами законов».

      Раннее утро. В камере Елизаветы князь Голицын и Ушаков.

      – Значит, еврейка? – усмехается Елизавета. И, помолчав, вдруг добавляет: – Передайте императрице, что я не могу и на этот раз принять ее предложение.

      – Какое предложение? О чем вы смеете говорить, сударыня?

      – А вы до сих пор не поняли? Императрица в который раз делает мне предложение: коли я