История династии Романовых (сборник). Эдвард Радзинский

маркиза де Марина. Он, умнейший человек, серьезно сообщает мне о слухах: будто в моем распоряжении персидская армия в шестьдесят тысяч человек! И сколько еще таких бредней обо мне ходило!.. Почему я должна за них отвечать?

      – Но у нас есть сведения, – сказал князь, отводя глаза, – что это вы сами многократно утверждали, будто у вас шестьдесят тысяч войска, так же как это вы писали султану письма, где подписывались именем дочери императрицы.

      – Князь, это сплошные недоразумения! – сказала она вдруг легкомысленно. – Поймите, я очень доверчива и за это много страдала, но я честна. Честна перед императрицей. Знаете что… Соберите обо мне мнения самых знатных людей Европы! Князь, умоляю, выпустите меня отсюда! Клянусь, я буду молчать обо всем. Я все забуду, вернусь к своему жениху в Оберштейн. Ну, выпустите меня, князь!

      – Вы никак не хотите понять серьезности вашего положения и оттого не хотите сознаться.

      – Ох, я так не люблю быть серьезной!.. Я так боюсь серьезных людей. – Она продолжала свою игру. И добавила, с необыкновенной нежностью глядя на князя: – Да и в чем мне признаваться? Скажите, я произвожу впечатление сумасшедшей? Тогда зачем же вы приписываете мне сумасшедшую идею: сменить власть в России! В стране, языка которой я даже не знаю. Да если бы весь свет уверял меня, что я Елизавета, неужели, по-вашему, я настолько безумна, что не смогла бы понять, что я, жалкая женщина, не могу идти против великой незыблемой империи?.. Умоляю, сжальтесь надо мной и, главное, над невинными, которых здесь заточили единственно за то, что они были при мне! Неужели я их погублю?

      «Когда она вот так говорит… я забываю, зачем пришел. И верить ей начинаю…»

      – Вы говорите, что некоторые особы, известные в Европе, могут дать о вас необходимые сведения? – попытался вернуться к допросу князь.

      – Да! И наверняка помогут раскрытию моей тайны, которой я сама не знаю! Клянусь! – Она почти кричала. – Я ее не знаю!

      – Хорошо, кто они, эти люди? Назовите, – стараясь быть строгим, спросил князь.

      – Князь Филипп Фердинанд Шлезвиг-Гольштейн-Лимбург, литовский гетман Огинский, маркиз де Марин, французский министр Шаузель…

      «Ну разве эти бредни удовлетворят матушку? А мне опять донесение писать…»

      – Послушайте, – устало начал князь, – я увещеваю вас: раскройте, кто вы? Кто внушил вам мысль принять на себя царское имя?.. Вы же видели, чем кончается запирательство. А ведь существуют еще крайние меры… У нас с вами два исхода: или мы о вас все узнаем, или вы все узнаете о наших «крайних мерах»…

      – Я сказала все. И не только мучения, но и смерть не заставит меня отказаться от моих показаний!

      Князь только скептически покачал головой.

      «Ох-хо-хо! Я-то знаю, как отказываются, да еще какие люди… Не тебе чета, милая красавица…»

      И сказал, стараясь быть суровым:

      – Ну что ж, при таком упрямстве вряд ли можно ожидать помилования…

      В ответ она только закашлялась.

      – И все-таки передайте Ее величеству: я жду, когда она со мной поговорит.

      Князь только махнул рукой и вышел из помещения. Сказал