45-я параллель. Полина Жеребцова

сообщил:

      – Могу дать тебе преимущество перед другими людьми. Только пожелай.

      Он смотрел на меня, не мигая.

      Я ответила:

      – Нет! Мне это не нужно.

      – В таком случае тебе тяжко придется, – повторил Капитан слова Эльвиры.

      – Мой путь – это мой выбор. Все поражения и победы на нем принадлежат только мне.

      Капитан встал, повернулся ко мне тяжелыми черными крыльями и спросил:

      – Ты помнишь Мансура? Он мог стать твоей судьбой!

      И я увидела Мансура, сына тети Вари, которому было пятнадцать в Первую чеченскую войну. Он носил шляпу с широкими полями и был необычайно красив.

      Капитан усмехнулся и исчез, а я проснулась.

      – Хочу кофе! – истошно орала Нина Павловна.

      На часах было ровно пять утра.

      Мама вышла вместе со мной и объявила, что это наши последние дни служения. После данного заявления Нина Павловна поздоровалась и, к несказанному моему изумлению, заговорила не отборным матом, а языком классической русской литературы.

      Приготовив обед, я перестелила больной кровать, взбила перину, сделала массаж, вынесла мусор, произвела влажную уборку и оставила маму встречать социального работника, приносящего лекарства. А сама под предлогом, что нужно чистить ворота гаража, которые я уже отдраила на днях, отправилась в редакцию газеты «Ставропольский этап».

      От публикации материала, оставленного главному редактору, зависело: возьмут меня в штат или нет? Смогу я дальше работать журналистом?

      Проработав пару лет в газетах и журналах Грозного, я хотела продолжить дело своего деда Анатолия – журналиста и кинодокументалиста.

      Дом Нины Павловны стоял у самого леса, автобусных и троллейбусных маршрутов здесь не было. Только несколько раз в день проезжало маршрутное такси.

      Дождавшись его, я вышла у центрального парка и отправилась в редакцию. Замусоренный пруд представлял собой печальное зрелище. Дело было даже не в мутной воде, а в гражданах, собравшихся около прибрежной пивной и изрядно портивших своим видом весенний пейзаж: они распивали водку и пиво, наслаждаясь слабым апрельским солнцем. Их отпрыски, на которых сидящие за деревянными столиками родители не обращали никакого внимания, бросали с горбатого мостика камни, целясь в благородных птиц. Испуганные лебеди хлопали крыльями, пытаясь увернуться от нависшей над ними опасности. Маленький пруд лишал птиц возможности спрятаться от летящих камней, и они чувствовали себя мишенями, совсем как я и мама на русско-чеченской войне.

      – Что вы делаете? – сказала я детям. – Так нельзя!

      – Иди на хуй! – бодро ответили мне детишки.

      – А если в вас попадут камни? Разве это – хорошо?

      – Иди на хуй! Иди на хуй! – звонкими голосами скандировали старшие мальчики, лет восьми на вид. В ярких свитерах, синеглазые и стройные, они были похожи на херувимов, неизвестно как попавших сюда с небес. Те, что помладше, подхватили их клич.

      – Не знаю я туда дорогу! – ответила я.

      – Как