Рывок в неведомое. Борис Камов

множество неотложных проблем, прежде всего проблему питания и обеспечения фуражом.

      И вот что еще бросалось в глаза. Пока отряд Олиферова и ватага существовали отдельно, они не выдвигали никаких политических лозунгов. Для тех и других главным было выжить. А когда они слились, возникла политическая программа. Сначала Соловьев был объявлен «жертвой красного террора», тем более что в Хакасии история его загадочного ареста, а затем и побега была хорошо известна. Затем возникшее объединение стало именоваться «белым горно-партизанским отрядом» во главе с «народным вожаком» Иваном Соловьевым.

      …Голиков прервал чтение. Ему показалось, что на самом деле к роли «народного вожака» бывшего урядника готовили давно. Вероятно, еще с той поры, как он попал в красноярский лагерь для бывших колчаковцев. Кто-то, видимо, обратил внимание на незаурядность характера, многолетний боевой опыт и то решающее обстоятельство, что Соловьев был из местных. День, когда бывшего урядника отпустили к семье, на Черное озеро, был, по сути, началом операции. Необоснованный арест, торопливое осуждение (если суд на самом деле состоялся) и слишком легкий – средь бела дня – побег могли быть подстроены. Впрочем, подумал Голиков, это несложно проверить.

      Он запросил из Ачинска материалы по делу Соловьева. Ему ответили, что материалы не сохранились. Тогда Голиков потребовал сообщить, кто вел допросы будущего командира «белого горно-партизанского отряда». Ему написали, что случилось это давно, имя следователя никто не помнит.

      Итак, в чем состояла вина Соловьева, из-за которой его арестовали, не ясно. Папка с «делом» Соловьева исчезла. Но еще более странным выглядело то, что у всех стерлась в памяти фамилия следователя.

      Голиков обратил внимание, что загадочная история с Соловьевым произошла в 1920 году, когда началось восстание Антонова на Тамбовщине.

      Но антоновщина была задумана и спланирована в Париже, в кругах белой эмиграции. Там решено было воспользоваться бедственным положением тамбовских крестьян, которых губернское руководство – где по дурости, а где и по злому умыслу – довело до нищеты и отчаяния. За спиной бывшего начальника кирсановской милиции Александра Антонова, кроме того, стояли Деникин, с одной стороны, и левые эсеры, обосновавшиеся в Москве и Тамбове, с другой. Вся цепочка умело налаженной агентуры, которая протянулась от парижских салонов до тамбовских лесов, хотя и с большим опозданием, но была распутана.

      А здесь, в Хакасии, представители белого подполья, задумавшие «стихийное возмущение народных масс» в Сибири, оказались, видимо, лучше законспирированы. Или, скорей всего, их никто не искал. Но задачи обоих восстаний были сходны. С той лишь разницей, что несправедливый арест и побег Соловьева не дали вспышки «народного гнева». Наверное, после этого и было задумано усилить шайку Соловьева офицерами Олиферова, после чего «горно-партизанский отряд» и стал носить имя «великого князя Михаила Александровича»*.

      Великий князь был родным