«По мостовой моей души изъезженной…». Владимир Маяковский

как умывальники,

      живут и поныне

      тише воды.

      Свили уютные кабинеты и спаленки.

      И вечером

      та или иная мразь,

      на жену,

      за пианином обучающуюся, глядя,

      говорит,

      от самовара разморясь:

      «Товарищ Надя!

      К празднику прибавка —

      24 тыщи.

      Тариф.

      Эх,

      и заведу я себе

      тихоокеанские галифища,

      чтоб из штанов

      выглядывать,

      как коралловый риф!»

      А Надя:

      «И мне с эмблемами платья.

      Без серпа и молота не покажешься в свете!

      В чем

      сегодня

      буду фигурять я

      на балу в Реввоенсовете?!»

      На стенке Маркс.

      Рамочка а́ла.

      На «Известиях» лежа, котенок греется.

      А из-под потолочка

      верещала

      оголтелая канареица.

      Маркс со стенки смотрел, смотрел…

      И вдруг

      разинул рот,

      да как заорет:

      «Опутали революцию обывательщины нити.

      Страшнее Врангеля обывательский быт.

      Скорее

      головы канарейкам сверните —

      чтоб коммунизм

      канарейками не был побит!»

1920–1921

      Стихотворение о Мясницкой, о бабе и о всероссийском масштабе

      Сапоги почистить – 1 000 000.

      Состояние!

      Раньше б дом купил —

      и даже неплохой.

      Привыкли к миллионам.

      Даже до луны расстояние

      советскому жителю кажется чепухой.

      Дернул меня черт

      писать один отчет.

      «Что это такое?» —

      спрашивает с тоскою

      машинистка.

      Ну, что отвечу ей?!

      Черт его знает, что это такое,

      если сзади

      у него

      тридцать семь нулей.

      Недавно уверяла одна дура,

      что у нее

      тридцать девять тысяч семь сотых температура

      Так привыкли к этаким числам,

      что меньше сажени число и не мыслим.

      И нам,

      если мы на митинге ревем,

      рамки арифметики, разумеется, у́зки —

      все разрешаем в масштабе мировом.

      В крайнем случае – масштаб общерусский.

      «Электрификация?!» – масштаб всероссийский.

      «Чистка!» – во всероссийском масштабе.

      Кто-то

      даже,

      чтоб избежать переписки,

      предлагал —

      сквозь землю

      до Вашингтона кабель.

      Иду.

      Мясницкая.

      Ночь глуха.

      Скачу трясогузкой с ухаба на ухаб.

      Сзади с тележкой баба.

      С вещами

      на Ярославский

      хлюпает по ухабам.

      Сбивают ставшие в хвост на галоши;

      то грузовик обдаст,

      то лошадь.

      Балансируя

      – четырехлетний навык! —

      тащусь меж канавищ,

      канав,

      канавок.

      И то

      – на лету вспоминая маму —

      с размаху

      у почтамта

      плюхаюсь в яму.

      На