Пение под покровом ночи. Мнимая беспечность (сборник). Найо Марш

сигнал из компании, – сообщил он. – Они категорически не желают никакой огласки, и лично я считаю, это правильно. В этом целиком полагаются на меня. Не хотят, чтобы пассажиры огорчались из-за каких-то пустяков. И я с ними согласен. Так что постарайтесь запомнить.

      – Постараюсь.

      – В море… капитан главный.

      – Вас понял, сэр.

      – Вот и хорошо. – Капитан взмахнул рукой и стал осторожно подниматься по трапу на мостик.

      Аллейн прошел на корму, где все еще, опираясь на поручни, стоял отец Джордан и смотрел куда-то вдаль, в ночь.

      – Я тут подумал, – начал Аллейн, – что если вам сейчас сыграть роль Горацио?

      – Я? Горацио?

      – Наблюдать и слушать, что подсказывает вам душа.

      – Ах, это! Что ж, такая роль мне подходит. Постараюсь не спускать глаз с этих людей.

      – Я тоже этим займусь. Какие будут соображения?

      – Пока никаких. Абсолютно ничего. Ну разве если не считать того, что мистер Мэрримен норовит прикрыть лицо шляпой и очень вспыльчив.

      – А мистер Кадди явно перевозбужден.

      – А мистер странноватый Макангус только и знает, что пританцовывать, то в одну сторону, то в другую. Нет! – выразительно воскликнул отец Джордан. – Нет! Не могу поверить, что кто-то из них… И однако же…

      – Все равно улавливаете запах зла?

      – Уже начал спрашивать себя, не является ли это лишь плодом воображения.

      – Возможно, – согласился Аллейн. – А вот я постоянно спрашиваю себя, уж не нагородили ли мы целый ворох фантазий вокруг обрывка бумаги, зажатого в руке убитой девушки. Но с другой стороны… Понимаете, у всех вас были посадочные талоны перед посадкой на борт. Ну, по крайней мере, должны были быть. Могло ли один из потерянных – ваш, к примеру – сдуть ветром через иллюминатор и унести на причал, где бы он попал в ее руку? Нет. Потому что все иллюминаторы задраены, так бывает всегда, до тех пор, пока судно не отплывет. Давайте немного прогуляемся, согласны?

      И они двинулись по палубе вдоль левого борта. Дошли до небольшого выступа перед моторным отсеком и остановились, пока Аллейн раскуривал трубку. Ночь выдалась очень теплая, но затем потянуло ветерком, и корабль словно ожил. Откуда-то доносился высокий бренчащий звук.

      – Кто-то поет, – произнес Аллейн.

      – Нет, думаю, просто ветер свистит в оснастке. Кажется, так называют эти веревки? Интересно знать, почему.

      – Да нет, вы послушайте. Теперь звучит четче.

      – Да, так и есть. Кто-то поет.

      То был высокий довольно нежный голос, и исходил он, судя по всему, откуда-то из пассажирского отсека.

      – «Сломанная кукла», – пробормотал Аллейн.

      – Странный выбор, старомодная песенка.

      Настанет день, и еще пожалеешь,

      Что бросила сломанную куклу…

      А затем мелодия словно испарилась.

      – Замолчали, – сказал Аллейн.

      – Да. Послушайте, может, все же стоит предупредить женщин? – спросил отец Джордан, когда они двинулись дальше. – До наступления