Первый субботник (сборник). Владимир Сорокин

на кофейной гуще гадать не будем, а станем рассуждать по-серьезному. Оценивая сложившуюся ситуацию, мне кажется, что надо просто помучмарить фонку.

      В наступившей тишине Алексеев качнул головой. По его лицу пробежало выражение восхищения:

      – А ведь верно… как я не додумался…

      Соловьев растерянно почесал затылок, тихо пробормотал:

      – Да я, вообще-то… хотел то же самое…

      Авдеенко одобрительно крякнул, шлепнув себя по коленке:

      – Вот, орлы, что значит настоящий профессионал!

      Потрепав его по плечу, Иван Тимофеевич вышел на середину избы, присел на корточки и костяшками пальцев три раза стукнул в оледенелый пол, внятно проговорив:

      – Мысть, мысть, мысть, учкарное сопление.

      Стоящие вокруг геологи хором повторили:

      – Мысть, мысть, мысть, учкарное сопление.

      Затем молодые геологи быстро встали рядом, вытянув вперед ладони и образуя из них подобие корытца.

      Иван Тимофеевич сделал им знак головой.

      Геологи медленно наклонились. Корытце опустилось ниже. Склонившись над ним, Иван Тимофеевич сунул себе два пальца в рот, икнул, содрогаясь.

      Его быстро вырвало в корытце из ладоней.

      Отдышавшись, он достал платок и, вытерев мокрые губы, проговорил:

      – Мысть, мысть, мысть, полокурый вотлок.

      Не меняя позы и стараясь не пролить на пол густую, беловато-коричневую массу, геологи внятно повторили:

      – Мысть, мысть, мысть, полокурый вотлок.

      Иван Тимофеевич улыбнулся и облегченно вздохнул.

      В печке слабо потрескивали и с шорохом разваливались прогоревшие поленья.

      За маленьким окошком свистела таежная вьюга.

      Желудевая Падь

      Дед осторожно опустился на поваленный дуб, потрогал гладкий, потерявший почти всю кору ствол:

      – Вишь, чистый какой…

      Сашка подошел, поставив рядом ведро с грибами:

      – Что, объел кто?

      – Да нет, сама отлупилась. – Дед достал кисет, стал медленно развязывать. – Дубовую кору мало кто ест. Горькая она. И твердая. Заяц яблоню уважает, а лось ольху…

      Сашка сел рядом с дедом, сложил ножик и кинул в ведро, на лохматые шляпки груздей.

      – Плохое тут место, дедуль. Грибов нет что-то. Сырота. Вот и ореховики одни да молокане.

      Дед развязал кисет, зачерпнул трубочкой крупно нарезанный табак:

      – Сырота, она и есть… Вон низина-то какая. От этого и дубы валятся. И желуди на них не держатся…

      – Поэтому и Желудевой Падью назвали?

      – А как же. Желудевая Падь она и есть. Чуть желуди наклюнулись – и опали сразу, не созремши. Сырота…

      Он достал спички, примял табак в трубке и закурил.

      Сашка зевнул, положил руки на колени:

      – Тетя Ната сейчас небось обедает.

      – Ага, – кивнул головой дед. – Погодь, поспеем. Дай покурю малость. Тут идти-то версты полторы, не боле…

      Он медленно потягивал трубку.

      Ветра не было, и голубоватый дым волнисто расплывался возле его морщинистого лица с большим горбатым носом и