Голос. Повесть. Геннадий Владимирович Тарасов

Ангел Смерти?

      – Что ты! Ангела Смерти ты увидишь единственный раз, в свой черед, и он еще не наступил.

      – Утешила, – все еще бодрилась Лордиз. – Но Майя Ангелос?

      – Все просто: ангелос и значит посланник, а майя… это мираж, обман, прости за него, он был вынужденным. Зови меня Малах, я – Ангел, посланник по особым поручениям. И я был послан за тобой.

      – Кем послан? Зачем? Ох, я попала!

      – Не дрейфь, подруга. У тебя все гарантии, и на более высоком уровне, чем мой. Кроме того, ты мне нравишься, правда, поэтому обещаю, что лично прослежу, чтобы с тобой все было в порядке.

      – Спасибо, конечно, но как на все посмотрят на более высоком уровне? И… Что это за уровень, как он высок? – тут Лордиз опустилась до самого тихого шепота, так что слова можно было разобрать, только следя за опадающими с сухих губ чешуйками.

      – Всему свое время, дорогая, все узнаешь, потерпи.

      – Ох, мама. Ладно, нам долго… перемещаться?

      – Мы уже там. Дай руку.

      У Лордиз едва хватило сил, чтобы приподнять холодеющую десницу. Посланник подхватил ее своей невесомой рукой, и словно подключил тело Лордиз к источнику тепла и энергии, заодно напитав саму ее уверенностью.

      Пространство вокруг них выделилось небольшим объемом, границы которого, оставаясь светлыми, сделались матовыми, словно шлифованный металл. А когда стенки их локальной пространственной капсулы стали вновь прозрачными, вокруг них простирался совсем другой мир.

      Судя по всему, это был уже Тот свет.

      * * *

      Да, судя по всему, это был уже Тот Свет.

      Тот Свет – не Этот, разница есть, и ее вполне можно почувствовать. Но, конечно же, он ничем не хуже – ни, Боже мой! Все дело в привычке… А пока привычки нет, пока еще не пообвыкся – тяжко. Лордиз сполна испытала ту тяжесть на себе.

      Пространство, ее окружавшее, было сумрачным и сумеречным.

      Свет разливался повсюду, но в то же время не было единого источника, какого-нибудь фонаря или светила, как в нашем мире, поэтому света, казалось, не хватало. Лордиз это сразу напомнило поздние летние сумерки, пору, когда солнце уже спряталось за горизонт и не дает прямых лучей, но атмосфера еще искрится энергией дневного буйства и светится как бы сама собой. И, опять же, здесь была своя особенность, которая заключалась в том, что окружавший сумрак словно обладал вещественностью, реальной плотностью реального материала, и не пропускал взгляд дальше нескольких десятков метров. В сочетании с тем, что ступать приходилось по лишенной каких-либо внятных очертаний и примет клубящейся изменчивой субстанции, того и гляди могущей растаять под ногами, все это существенно затрудняло возможность ориентироваться на местности.

      На том, что можно было назвать местностью.

      Местностью в точке своего проникновения на Тот свет Лордиз поневоле должна была назвать непривычного вида площадь – большое плоское пространство, окруженное