Царский витязь. Том 1. Мария Семёнова

раздеться, расплести волосы, приказала зажмуриться. Взяла обоих, стала быстро крутить противосолонь.

      За Киян-морем Остров Жизни лежит.

      Вкруг зелёных луговин кручи каменные.

      Кручи каменные, неприступные.

      На том Острове Перводрево стоит.

      Алабор-камень корешки оплели,

      Голомень долгая сквозь миры прошла,

      Божье Небо зиждут ветви могучие.

      Как с них сыплются семена всех трав и дерев,

      Людей и зверей души наземь быстро бегут,

      Лишь одна душенька всё никак пути не найдёт…

      Они стукались лопатками, прикосновение чужой кожи было непривычно, срамно, враждебно…

      Всякий пёс холит-гоит малых щенят,

      Всякий лебедь холит-гоит малых птенцов,

      Только я, молодой Подсивер, дитя на руках не качал.

      Ты за тучами проснись, ясно Солнышко!

      Ты ударь огнём небесным, святая Гроза!

      Ты волнами всколыхнись, предвечный Киян!

      Вы тряхните Перводрево да от самых корней,

      Вы тряхните Перводрево до зелёных ветвей.

      Вы родительский листочек наземь сбрасывайте,

      Душу малую да попускайте в крови жены,

      Облекайте плотью сильною, крепкою,

      Тельцем толстым, ручками хваткими, ножками резвыми!

      Светел неуклюже переступал вслепую, боялся запнуться. Знакомый бабушкин голос стал незнакомым, обрёл могущество, вселенскую власть. По лицу, по телу прошлась ветошка, намоченная снеговой стылой водицей. Кто и как успел выставить под полог непочатое ведёрко, Светел не знал. Он сейчас падающего дерева не заметил бы. Только чувствовал, как вокруг переворачивался мир. Всё своё облетало, словно отболевший волдырь. Чужой о́берег раскалённым железом прилип на голую грудь.

      А пойду я, удалой Подсивер, к молодой жене!

      Встану смело, встану крепко на великую рать!

      Прямоезжий путь расчищу от Небес до Земли,

      Раскидаю буреломы, растворю родники,

      Тёплым пухом выстелю гнездо для новой души!

      Чтоб гуляла по Земле да Небо славила,

      Отчий дом светлила, длила рождение.

      Как не ведает берегов предвечный Киян,

      Так не будет слову моему ни края, ни скончания.

      Слышат мою правду кручи каменные,

      Вторит ей вершина Древа живущего,

      Замыкает мою правду Алабор-камень святой!

      В руки уже-не-Светелу сунули мягкий ком. Он едва не упал, натягивая штаны, отчаянно запутался в тельнице, хранившей Подсиверово тепло. На затылок легла рука, пригнула к земле. Не открывая глаз, он нащупал перед собой край шатёрного свеса. Торопливо приподнял. Схватил шершавое полотенце, стал перебирать, пополз внутрь, проникая из своей вселенной в чужую…

      …И было судорожное дыхание где-то впереди, за красной темнотой сожмуренных век. Пугливое тепло незнакомого тела. Горячие руки, ищущие спасения в его силе… сама эта сила, неожиданно грозная, солнечная, животворная… шёпот сквозь расшитую свадебную фату,