Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном. Петр Ингвин

– догадываюсь даже, кто именно. Нежданный дождь порушил планы садоводов, поэтому мелкую рабочую силу отпустили до полной просушки плодов перед новой укладкой и последующей отправкой. Где-то неподалеку ржали кони. Наверняка, это телеги, посланные за товаром. Теперь и лошадки отдыхают.

      – Что за фрукты? – вспыхнул плотоядный интерес царевны.

      – Не знаю, отсюда не видно.

      Голод не тетка. У меня тоже дернулся кадык. Я присел на одно колено и судорожно всматривался. Марианна грохнулась на оба колена и склонилась вперед, пользуясь передышкой одновременно для отдыха, для осторожного потирания плодов своего любопытства и для разглядывания плодов своего желания.

      – Слышала, что говорили про какие-то орехи, но орехи – маленькие. Какие же это орехи?

      – Допустим, чернобыльские, – сдуру пошутилось мне.

      Любопытные реснички вскинулись:

      – Как-как?

      Я укусил себя за язык.

      – Раз апокалипсис был, могли произойти и такие события, после которых…

      – Акопалипс, – поправила Марианна. – Говори правильно, ты не крепостной.

      – Ладно, пусть акопалипс. Кто знает, что там творилось по-настоящему?

      – Сестры знают.

      Интересненько.

      – А как бы мне узнать у них поподробнее?

      – Тебе не расскажут. Допуска нет.

      – Что сделать, чтоб был?

      – Для начала, – она хмыкнула, – родиться девочкой.

      – Допустим, родюсь. Что дальше?

      – А ты не сдаешься. – Меня наградили поощрительным кивком. – Дальше – уйти в сестричество. Посвятить жизнь служению. Достичь высокого положения. И тогда тебе откроются все двери сестыря.

      – Значит, ответы – в сестыре?

      Плечики царевны взлетели и опустились:

      – Наверное. Где же еще?

      Ее руки снова принялись чесаться и хвататься за больное.

      – Потерпи, скоро промоем и полегчает. А пока… – Я сорвал с земли несколько овальных зеленых листиков. – Приложи, где кровоточит.

      Оказывается, царевна знала о подорожнике, просто забыла. Она с радостью ухватила и принялась изворачиваться… перекособочиваться… извиваться… и, наконец, взмолилась:

      – Не поможешь?

      – Конечно, помогу. Просто ждал, когда попросишь.

      – А сам предложить?!

      – Нет уж. Предполагаемое действо связано с касаниями, если не сказать троганием, весьма деликатных мест. И их прямым рассматриванием… если не сказать разглядыванием. Это не в реке спасать.

      – А там, значит, ты трогал и разглядывал?!

      – Прекрати. – Взяв первый лист подорожника, я задумался, куда его присобачить в первую очередь. – Это не смешно. В следующий раз могу и не спасти.

      – Прости. Если тебе станет неуютно, представь что ты – врачеватель.

      – И представлять не надо, я сейчас он и есть. Иначе ни за что не взялся бы за этот геморрой.

      Последнее слово не вызвало вопросов даже в конкретном контексте. Просто не до того. Или?..

      – Спасибо. Как лучше встать,