Невинная обманщица. Барбара Картленд

бессердечно, так жестоко?

      Как он мог отобрать у нее Флэша, неизменно бывшего при ней с щенячьего возраста?

      Это был великолепный сеттер, удивительным образом сочетающий в себе мощь и элегантность. А какая у него была чудесная шкура! Белоснежная с черными подпалинами.

      Манелла потрепала по морде пса, который, не сознавая опасности, приплясывал, по-видимому, радуясь, что неприятный тип, который с недавних пор стал расхаживать по их дому с хозяйским видом, убрался из комнаты.

      Ощутив под пальцами шелковистую волнистую шерстку, девушка немного успокоилась. Так бывало всегда. Стоило ей погладить Флэша, и боль, которую Манелла так часто испытывала в последнее время, становилась слабее, трагические события минувших месяцев словно затягивались мглой.

      Флэш ходил за ней по пятам, спал у нее в спальне, они почти не расставались.

      Когда дядя объявил о предстоящем переезде в Лондон, Манелле и в голову не пришло, что ей придется разлучиться с любимым псом.

      И вот теперь выясняется, что ее лишают не только дома, где она родилась и прожила безвыездно всю свою жизнь. Дядя требовал, чтобы, отправляясь в столицу, она оставила и Флэша, и Герона, четырехлетнего каурого жеребца, на котором скакала верхом чуть не каждый день, естественно, считая его своей собственностью.

      Манелла не оставила без внимания то, что дядя мельком сказал о продаже лошадей. Она слишком хорошо знала, кто из животных в их конюшне мог заинтересовать лорда Ламберна.

      Любой знаток верховых лошадей ни за что не упустит возможности купить Герона!

      Но как бы ни велико было потрясение от предстоящей разлуки с четвероногими друзьями, им неприятности не ограничивались.

      Помимо всего прочего заботливый дядюшка говорил о браке своей подопечной. Чтобы она, Манелла, вышла замуж за человека, которого не любила и вряд ли могла бы полюбить? Никогда!

      Что за дикая мысль! В этом седовласом – как принято говорить, – а точнее, преимущественно лысом, старце она никак не могла видеть мужчину, тем более жениха!

      Дряхлый калека, лет на двадцать – двадцать пять старше покойного отца Манеллы, надумал жениться, чтобы завести наследника.

      Если бы герцог женился не на старости лет, а вовремя, возможно, он имел бы теперь взрослого сына и не наводил ужас на девушек, содрогавшихся от одной мысли о подобном браке, – от негодования Манелла стала думать о себе во множественном числе.

      Гнев застилал ей глаза или они затуманились от слез? Манелла задыхалась, ее сердце билось так, словно приготовилось выскочить из груди…

      – Нет, так дело не пойдет, – одернула себя девушка, глядя на портрет отца.

      Портрет принадлежал кисти одного знаменитого в те годы художника, писавшего и принца Уэльского Георга[1] еще до того, как тот стал принцем-регентом при своем безумном отце его величестве Георге III.

      Никто и никогда не видел, чтобы покойный граф Эйвонсдейл вышел из себя, хотя, разумеется, в его жизни были и печальные, и досадные, и опасные моменты.

      Все,

1

Принц Уэльский, будущий король Георг IV, с 1811 года был принцем-регентом при своем отце Георге III, окончательно впавшем в безумие и ослепшем вследствие наследственной болезни – порфирии.