Приятная неожиданность. Борис Владимирович Попов

хотелось бросить: нехороший буду, зуб даю! Но шуточки в тюремном стиле привьются еще не скоро.

      – Те, двое убитых, оба в хороших кольчугах были. Фрол их потом продал.

      – А почему не ты?

      – Он купец, а я певец.

      Хотелось добавить для полноты рифмы: а им… В общем, настигла их нехорошая кончина. М-да, видимо, выход вчерашнего алкоголя. Вспомнилось, как в брежневскую пору, читал где-то в прессе (И – боже вас сохрани – не читайте перед обедом советских газет, – как написал в «Собачьем сердце» великий Михаил Афанасьевич Булгаков) о том, как бороться с попытками на массовой гулянке налить вам водки. Нужно встать, привлечь к себе внимание и, уняв, общий гвалт, громко объявить: абстинент! Видимо, имелось в виду, что термин общепринят, и абсолютно известен окружающим. А варианты, когда народ будет у тебя выяснять, что это за никому не ведомая лабуда и зачем ты это ляпнул, а потом весь вечер уламывать выпить рюмочку, не рассматриваются.

      А наш народ, удивляющий весь мир своими особенностями (уж не немцы какие-нибудь!), всегда поражал и меня, ярко выраженного русака, у которого четыре поколения русских предков абсолютно известны, тем, что наливает спиртное человеку, жестко отказывающемуся, неважно по каким причинам и настаивают, чтобы он это пил. До этого обсудив, что имярек склонен к запоям, не раз лечился, сейчас не пьет и как рады мать, жена и дети – сегодня его же и убеждают: ну что тебе будет с рюмки-то! А он, вместо того, чтобы встать и убежать от этих страшных врагов, сидит, вяло отказывается и, чаще всего, пьет. И понеслось! А уйти было неудобно…

      В собственной блевотине лежать – удобно! Лишиться жены, детей, работы – наплевать! Терпеть это долго будет только мать. Умрет, правда, пораньше с горя – ну против этой рюмочки, все это – фигня и мелочь!

      – Еще, – продолжил я, – ловко стрелять из-за укрытия.

      – Мне это ни к чему, – заупрямился молодой смельчак.

      – Конечно, в уютной харчевне – незачем. А вот, положим, ты на ушкуе, а по берегу скачут степняки, все очень хорошие стрелки из лука.

      – Мы не хуже!

      – Конечно. Обычно вас сколько? Самое меньшее.

      Он задумался.

      – Ну, положим, сто сорок.

      – А тех гораздо больше. Столько, что на берегу драться не будешь.

      – Да я…

      – Ты можешь и один кинуться. А у всех жены, дети, кое у кого очень любимые невесты. А у тебя – ни папы, ни мамы, ни деток.

      – Родители живы!

      – А невеста поплачет с полгодика и замуж выйдет.

      – Она не такая!

      – Значит, прорыдает год или два.

      – Ну, один-то я на такую толпу и не полезу.

      – А что будешь делать?

      – Бросим весла, ляжем на дно.

      – А враги уже нашли лодки, набились в них и поплыли вас резать.

      – А мы встанем, схватим луки, прицелимся…

      – И будете утыканы стрелами, как ежик иголками.

      – А щит…

      – Будет мешать стрелять из лука.

      Матвей еще подумал и понурился. Что ж ты молодец не весел, буйну голову повесил?

      – А хорошо было бы сделать вот что: лежать за бортами ушкуя.