Приятная неожиданность. Борис Владимирович Попов

задумались. Вывод был печален. Не видали, не слыхали.

      – А может Тишило-купец чего знает?

      – Где будем его искать?

      – У него лавка на этом рынке.

      – Объясняйте.

      Все пятеро знали рынок как свои пять пальцев. Но были, как женщины из будущих времен. Дорогу знает отлично, а объяснить ее не может. В общем, пошли искать все вместе. Не успели тронуться, новая идея. Я подошел к купцу через лавку от нашей сходки.

      – Хотите спою историю о вашей семье?

      – Да откуда ты это можешь знать, да еще сочинять об этом песню?

      Он поразился моей глупости и нахальству, ничем не обоснованному. Я не стал ему говорить, что пронаблюдал, как перед нашей беседой, мальчик и девочка, похожие на купчину, совали ему продукты и кувшинчик с чем-то. Перед уходом они обнимали отца.

      – Тут есть люди, знающие твою семью? – спросил у него.

      Купец задумался ненадолго.

      – Есть трое.

      – Зови всех.

      Он убежал. Я подозвал длинного с дудкой.

      – С голоса музыку можешь взять?

      – Легко!

      Я напел. Парень сыграл один в один. Талант! Пришел торговец, с ним еще трое степенных бородачей.

      – Мы поспорили с почтенным, что пока он бегает за вами, я напишу песню о его семье и возьму с него рубль. Вы – свидетели.

      Бородачи зашумели.

      – Это невозможно, Трофимыч, не робей!

      Ну, прямо Новгородское вече. После таких речей отступить было невозможно. Остаток жизни будут насмехаться. Купец приосанился, показал нужную деньгу. Начинайте!

      На шум подтянулись соседи, все вальяжные и бородатые. Узнав о причине спора, разбились на два лагеря: за торговца и за меня. Ну, вот это точно вече! Народ кричит, руками машет. Подходят и покупатели. Шум нарастает.

      Наш ансамблик глядел понуро, думая, что опозоримся. А народ уже спорит на деньги. За нашу же неловкость, нас, похоже, будут бить всей толпой. Проигрывать всем обидно. Остальные тоже такое веселье не упустят. Но ребята не трусят, не бегут. Молодцы!

      Длинный против остальных гляделся орлом. Он уже имеет в руках невиданную в этом городе песню. Я поднял руку.

      – Начинаем! – крикнул во всю мощь соего жиденького голосишка.

      Пока народ стихал, буркнул своим, чтоб не вздумали влезать со своими стучалками и бренчалками. Затем вышел в центр, скомандовал – дуди, и стал петь песню о сына и о дочери – лучшую песню о семье всех времен и народов.

      Толпа стихла окончательно. Затем округлились глаза, потом, от впечатлений, разинулись рты. Я допел, поклонился слушателям и отошел к своим.

      Аплодисментов в ту пору еще не знали. Сначала на короткое время – тишина, а потом дикий рев, ударивший по ушам. Затем общий галдеж. Обмен мнениями, крики мне, с требованиями петь дальше и тому подобное. Но – как сказал Шаляпин: даром только птички поют.

      Мои музыканты-проводники цвели. Такого успеха они не видели никогда. Дударь сиял. Он принял участие в зарабатывании триумфа! Поэтому тоже вышел и раскланялся на все четыре стороны. Очередная буря восторга. Что же, у победы много отцов, а поражение – всегда сирота.

      А я пошел к Трофимовичу,