Изгибы. Исповедь. Вячеслав Владимирович Камедин

вить, что всё, что написано в этой повести правда от первого слова до последнего. И Глеб Борисов это я сам в юности. И всё, что приключилось с героем, было на самом деле со мной. Повесть я не стал переписывать, в ней есть некое очарование для меня в том, что я смотрю на свою историю со стороны, точно эта история другого человека. Мне его жалко, я ему сострадаю, и я люблю его за человечность. Дорогой мой читатель, не суди и ты его строго, а значит и меня, я здесь тебе исповедуюсь…

      …моему любимому другу, Наташе Мордвичёвой

      1.

      Сопливая журналисточка Светка, как её шутя сегодня назвал папа, очень волновалась, когда шла на своё первое задание от редакции. Студентка филфака проходила практику для курсовой в местной газете «Городские вести». Светлана не ожидала, что главный редактор даст сразу такое интересное и ответственное задание, видимо, всё дело в том, что её папа дружил с Львом Валентиновичем. А возможно, и то, что она была отличницей и все три курса, которые уже были позади, её рассказы публиковались в студенческих сборниках и оценивались даже профессионалами как очень талантливые. Лев Валентинович поручил Светлане взять интервью у Глеба Борисова, и сказал, что в её распоряжении целая полоса. Борисов был городской звездой, уникальным человеком. Он был местный художник, картины которого часто выставлялись в области и однажды в Москве. Уникален он был еще тем, что этот человек был инвалидом детства. Борисов страдал детским церебральным параличом, правда был во всем самостоятельным, обходился без посторонний помощи, один путешествовал по области. Светлана как-то видела его на персональной выставке, он очень сильно хромал, причем «заваливался» на левый бок при ходьбе, было впечатление: вот-вот и упадет, но он не падал. И левую руку всегда держал согнутой у груди, растопырив пальцы. Девушка с ним не разговаривала, но говорили, что у него трудная и медленная речь.

      Света не знала о Борисове больше ничего. Знала, что ему двадцать девять лет. Что живет с мамой в трехкомнатной квартире, одна из комнат его мастерская. О личной жизни ничего. Есть ли девушка, встречается ли… Он ведь местная звёздочка, как говорят все о нём. У такой знаменитости должны быть поклонницы…. Ну или поклонники, улыбнулась Света своей фантазии, вспомнив свой рассказ о мужчине, который тайно был влюблен в сына своей знакомой… Главред сказал, чтобы статья раскрывала все глубины его творчества как сюрреалиста, но Свете хотелось написать о жизни художника, что у него на сердце и кто вдохновляет его на труд за мольбертом. Многие картины несли эротические сюжеты: красивые женщины, феерия любви…

      …дверь открыла мама Вера Петровна, уже пожилая, но красивая женщина, сказала, что Борис работает в мастерской и она сейчас позовет его.

      – Нет-нет, я хочу пройти в мастерскую, застать художника за работой это счастье для журналиста, – сказала Света.

      – Здравствуйте, Глеб, меня зовут Светлана Вагина, я корреспондент «Городские Вести».

      – Здравствуйте, Светлана вагина, – поприветствовал Глеб.

      – Ой, нет, Глеб Сергеевич, вы ударение не там поставили, – заулыбалась девушка, не смутившись, уже привыкшая, что со школы коверкают её фамилию. – Я не вагина, я Вагина, ударение на первый слог.

      – Вы не вагина? -пытался шутить художник, и Света подумала, тот еще фрукт, как и все мужики, считающие себя юмористами.

      – Я вагина, так скажем, не для всех. Для всех же я Вагина, – решила Света тоже быть острой на язык.

      – Не для всех? – Глеб положил кисть на столик, до этого он обтирал её о тряпку, намотанную на ручку старого кресла, так он решал проблему с тем, что у него действовала только одна рука. – А для меня?

      – А вы хотите, чтобы я для вас была вагиной? – не сдавала позиции студентка в войне красноречия.

      – А вы позволите об этом мечтать?

      – Вы веселый, оказывается, человек, Глеб.

      – Какой есть, – улыбнулся художник. – Вы меня извините, что я по-домашнему одет…

      Он был в растянутой майке-борцовке и шортах непонятного цвета из-за пятен красок.

      – Ничего страшного. Художник за работой, открыт душой и телесно.

      – Ну, телесно не совсем открыт. На мне майка, шорты, а под шортами… вы не поверите, что…

      – Что же там может быть? – захихикала Света.

      – А вы угадайте…

      – Наверное, трусы…

      – Вы очень проницательны…

      Вот так за шутками и началось интервью с милым и веселым художником. Говорили потом о картинах, о сюжетах, о учителях Глеба… Свете всё время хотелось перевести тему на его личную жизнь, но почему-то он всё время ускользал и весьма умело. Как будто личное было табу.

      –…вы знаете, Света, когда я был в Москве вот с этой работой, – сказал Глеб, когда показывал картину с очаровательной обнаженной женщиной у окна, и как-то в порыве рассказа неосознанно стал мять гульфик, чтобы почесать «хозяйство», – меня так тепло принимали, до слёз… Картина называется «Изгибы», потому что все линии тела, видите, так изящно изогнуты…

      Свете, воспитанной в строго интеллигентных