Черная стезя. Михаил Александрович Каюрин

зек по прозвищу Грыжа. – Тебе уж точно скажут, зуб даю.

      – Ага, прикладом в рыло.

      Грыжа хохотнул в кулак и моментально умолк, поскольку в их сторону подозрительно посмотрел ближайший охранник.

      – А вы, Марк Сидорович, не догадываетесь, куда нас привезли? –шёпотом спросил Виктор Пантелеевич Осокин спустя минуту. Они стояли в первом ряду и внимательно наблюдали за конвоиром.

      – Куда– то за Байкал, я думаю. В Бурятию, скорее всего.

      – Почему вы так решили?

      – Позавчера в щёлку безбрежное озеро видел, оно было с левой стороны.

      – Наблюдательный вы, Марк Сидорович. И географию знаете неплохо.

      – В Сибири одно большое озеро, ошибиться невозможно.

      Выгрузка заключённых прошла довольно быстро. Никто из уголовников не устраивал бузы, построение прошло относительно спокойно и без происшествий. Из-за мороза и поднимающейся метели, возможно, перекличку делать не стали, ограничившись лишь пересчётом прибывших узников. Количество людей совпало с ведомостью. Охранники окриками повернули колонну направо, и она двинулась по дороге в противоположную от станции сторону.

      Лагерь, куда направлялась колонна, располагался в трёх десятках километров от Улан-Удэ. Дорога сильно петляла, то подходя к реке, то удаляясь от неё на расстояние около километра.

      – Селенга! – послышался чей-то удивлённый голос в середине колонны.

      – Откуда ты знаешь? – удивился второй.

      – Был я в этих местах, родился на Селенге. До двенадцати лет жил в Тарбагатае, пока тётка к себе в Новосибирск не забрала.

      – Так ты сирота, что ли?

      – Ага. Мне восемь лет было, когда мать умерла. А потом и отца убили. На Селенге где-то и убили.

      Утихший на некоторое время низовой ветер вдруг засвистел с новой силой, образуя позёмку. Потом закружила метель, застонала, завыла голодным волком, принялась трепать верхушки деревьев. Они гнулись и угрожающе скрипели, выражая своё недовольство.

      Заключённые быстро умолкли, отвернули лица от налетевшей снежной бури, втянули головы в воротники телогреек.

      В колонне шли заключённые всех мастей. Были здесь политические и воры в законе, карманные воришки, дворовая шпана и отъявленные головорезы, обычная шантрапа и простые крестьяне, угодившие в колонию за мелкое воровство колхозной собственности. Сейчас все они шагали в одной колонне, став членами общества невольников, в котором их всех уравняли в правах и обязанностях, создали одинаковые условия жизни. Но и в этом обществе, как и в любом другом, со временем должна была сформироваться своя элита и верхушка негласной власти. Пока же разношёрстная публика сбилась в небольшие группы, которые образовались спонтанно до прибытия в лагерь.

      Каждый человек, оказавшись в изоляции от близких и друзей, интуитивно искал в этой разнородной человеческой массе себе подобного. По духу, грамотности, морали и другим признакам, включая