Черная стезя. Михаил Александрович Каюрин

взглянул ей в глаза. И только чуть позже, когда он, выпив несколько рюмок вина, разговорился, Евдокия поняла, что означал этот пристальный взгляд. Расспрашивая о семейных делах, он обмолвился, что всё время, пока работал в Шайтане, просил помощи у Бога. И только благодаря постоянным молитвам, Господь смилостивился над их семейством. Иначе как объяснить, что из нескольких десятков мужиков именно его отправили сюда? А Раису без лишних вопросов приняли на хорошую работу? Глядя перед собой в одну точку, Марк задумчиво спросил:

      – А почему бы и тебе, Евдоха, не уверовать в Бога?

      Евдокия долго молчала, потом мотнула головой из стороны в сторону и сказала тихим извиняющимся голосом:

      – Ни, Марочко, не зможу я запомнить эти чёр…заковыристые молитвы. И Библию мене не одолеть, потому як неграмотна я. Будэ з мене и того, що русский язык с горем пополам освоила. А без понятия божьего смысла, яка из мене верующая? Креститься, та кланяться неизвестно во имя чого, у меня не получится. Ты уж прости мене, Марочко, безбожницу. Слепая вера не для меня. Доживу я свои годы и без Бога, як-нибудь. Грех человека ведь не в том, что он не верит в Господа, а в его скверных поступках и мыслях. Так я разумею. А их при жизни своей я не совершала, злобных мыслей в голове отродясь не держала. С детства трудилась от зари до зари, була послушной тату и мамо, а с тех пор, когда ты взял меня в жёны, я була преданной и верной только тебе. Не грешна я перед Богом.

      Марк тогда не стал настаивать на своём, не упрекнул жену ни единым словом. Прощаясь на следующий день, он совершенно спокойно сказал:

      – Ты права, Евдоха. Чтобы присоединиться к Православию, надо искренно верить во Христа. Иначе все твои молитвы не дойдут до него.

      Этот разговор запомнился ей в мельчайших подробностях.

      …Евдокия так и не уснула за ночь, ворочаясь с боку на бок бесчисленное количество раз.

      Как только в окне немного посветлело, она встала, пошла к рукомойнику, умыла зарёванное лицо, посмотрела на себя в зеркало, принялась растапливать печь. Потом поставила на плиту чайник, налила в кастрюлю воды для овсяной каши, пристроила её с краю. Кашу Евдокия варила на воде, добавляя немного молока. Потом, уже раскладывая по тарелкам, она опускала в кашу кусочек масла.

      В семь часов Евдокия принялась будить детей. Летом они спали на полу, на большом соломенном матраце, а зимой перебирались на дощатые полати за печкой. Начинала она обычно с Фроси, потому что та вставала с большим трудом.

      – Фросюшка, просыпайся, пора вставать, – затрясла Евдокия дочь за плечо. – Уже пять минут восьмого.

      Услышав голос матери, открыла глаза Василиса, потянулась, сладко позёвывая.

      – Ванька, вставай, – толкнула она ладошкой в спину брата, спящего на боку, отвернувшегося от сестёр к стене.

      – Угу, – буркнул Ваня, не открывая глаз.

      – Чего, угу-то, вставай, давай! – сердито сказала Василиса. – Потом опять будешь злиться, что поздно разбудили. Поднимайся!

      Фрося лежала с