Глаз всеобъемлющий. Иосиф Гальперин

больше добычи.

      Мама, мама, скорее меня полюби!

      Смотрит небо, набычась.

      Я в другую палату хочу.

      Нет, не дом, а больница!

      Покажите меня дорогому врачу,

      он не будет лениться…

      Знаю, мы – снова дети в бреду,

      есть у каждого тайна.

      Я с кровати своей никуда не сойду,

      с корабля без капитана.

      Магеллан

      В створ распахнутых лобных долей

      я прошел в океан безумья.

      Имбирь и перец моих кораблей

      не уместятся в ваши трюмы.

      Я беру на себя пряный груз,

      принимаю на грудь волны страха…

      Я сойду с ума – и вернусь:

      место занял лентяй и неряха.

      Если скажешь: «секстан» и «расчёт»,

      он услышит: «сектант» и «просчёт»,

      если спросишь про курс и мили,

      «сколько-сколько? – скажет, – промилле?»

      Пряный капер от запахов пьян,

      сеет хаос лентяй и неряха.

      Ну зачем секстан, капитан,

      если курс – за столпами праха?

      Не вернуться эскадре домой,

      людоеды ждут адмирала.

      Гвоздика, шафран и кардамон

      тлеют в бочках, разбитых о скалы.

      «Над фаянсовыми горами…»

      Над фаянсовыми горами

      облаков фарфоровый звон,

      юго-западный режет грани

      на сыром матерьяле волн.

      Изразцовая роспись леса

      облила пропечённый утёс,

      а на пробковом дубе нарезы

      терракотовый держат лоск.

      Открывает ракушечный камень

      древней лепки суровый стиль,

      открывается под ногами

      ремесло первородных сил.

      Край Европы

      Горы приняли позу покорности,

      подползая лакать океан,

      и теперь подаяньем прокормятся

      набегающих облачных стран.

      Ухмыляются битыми мордами,

      пьют штормов кислородный раствор –

      и цветёт под циклонными ордами

      оперенье миндальное гор.

      Повторяясь, клубится империя,

      месит волны воздушные гром,

      а над ней страусиными перьями

      стратосферный играет объём.

      Необъятная площадь истории –

      вод и воздуха круговорот,

      в океанском бульоне настоена

      та слеза, что меня прошибёт.

      Океан – вот мое человечество,

      жизнь на меньшее не поддалась.

      Обнимает волна, пена светится.

      Принимаю верховную власть.

      «По брусчатке площади…»

      По брусчатке площади

      лошадь бьёт копытом,

      в городке старинном

      шапито открыто.

      Вырос купол новый,

      по краям углы,

      не собор суровый –

      готика игры.

      Молодеет город,

      лев рычит за аркою.

      Утоляет голод

      зрелище из Африки.

      Снова, как когда-то,

      кормится неволей

      городок, богатый

      океанской солью.

      Здесь