Глаз всеобъемлющий. Иосиф Гальперин

застыли навеки, недолюбив…

      «Покажи мне, где раки зимуют…»

      Покажи мне, где раки зимуют,

      где стрекозьи личинки лежат,

      где, не ведая волю земную,

      дышат в снег носы медвежат.

      Запелёнута крыльев свобода,

      спят и когти пока, и клешни,

      молодь прячется на полгода,

      и кузнечики не слышны.

      Не бывает лёгкой игрою

      несгибаемость метаморфоз,

      пусть себя под землю зароет

      время будущее стрекоз.

      Покажи мне – и я разгадаю,

      что откроет сегодняшний миг,

      вызревавший в подполье годами

      и прошедший сквозь нас напрямик.

      Расширяется жизни арена,

      в круге – завтра, сейчас и вчера,

      но, меняясь, неприкосновенна

      неразменная эта игра.

      «В любом орнаменте случайном…»

      В любом орнаменте случайном –

      вглядись! – есть человечий глаз,

      как будто пристально, печально

      поверхность изучает нас.

      Грохочет, ухает невнятно,

      бьёт водопадом по ушам

      мир, бессловесно необъятный, –

      спешит приблизиться к словам.

      Движеньем ветра и осины

      дыханье прячется в груди,

      губами лёгкими жасмина

      цветенье женское гудит…

      Не пропадает опыт дальний

      на круглой маленькой земле,

      где человек исповедальный

      в себе его находит след.

      Вот предок – это я сегодня! –

      терзает кремни для скребка,

      и вдаль, и вглубь летя свободно,

      считает близкими века,

      не знает, кто из них жестокий,

      кто был в родне исчадьем зла…

      Отодвигаются истоки

      и улыбаются глаза.

      На концерте Пендерецкого

      Как липнет липовый цветок

      к листу почти такого ж цвета,

      на огонёк летит, жесток,

      дым мотыльков в разгаре лета.

      Притянет – и не оторвать! –

      намёк на родственность, приманка,

      метафор общая кровать,

      воронка, раночка, обманка.

      А что ж тут общего, скажи?

      Рожденье, зренье, умиранье.

      Похоже всё, что хочет жить,

      и на огонь похожа рана.

      Ты только руку протяни –

      к тебе черёмуха качнётся,

      хоть ты её не обмани,

      не оборви. Тебе зачтётся.

      Моисей

      На перечень ручьёв,

      и речек, и ключей

      готов истратить взгляд

      лампадок и свечей.

      Мучительно искать

      в болтливой тишине

      источники – для всех,

      прозрение – в огне.

      Прост и закрыт язык

      капелей или струй,

      но если жаждет люд,

      то напоить – рискуй!..

      В пещерной темноте

      среди пустынных гор

      расселину рассёк

      призыв, как приговор.

      Но