Ледяная трилогия (сборник). Владимир Сорокин

заслониться им от нас. – Зарытый вами лед нашли. Семь кусков.

      Мы подошли ко Льду и положили на него руки.

      Дерибас не препятствовал. Он сидел, закрыв глаза. Он окончательно потерял себя. Мы же блаженствовали, говоря со Льдом.

      – И что… теперь? – пробормотал Дерибас, словно спрашивая себя.

      – Теперь прикажи принести сюда простую палку и кожаный ремешок, – сказал я.

      Дерибас поднял телефонную трубку:

      – Поспелов, принеси мне простую палку и кожаный ремешок.

      Когда приказание было исполнено, я попросил Дерибаса удалить охрану и запереть дверь на ключ. Охранники не смотрели на нас и на него как на сумасшедших: кабинет главного чекиста Дальнего Востока видал и не такое.

      Дерибас приказал охране выйти. Затем тяжело встал и пошел к двери. До нее от стола было метров восемь. Для него они стали восемью километрами. Я никогда не забуду, как шел этот сломленный нами человек. Ссутулившись, он еле перетаскивал ноги в скрипучих сапогах. Голова его подрагивала, рот полуоткрылся, сильные руки потомственного крестьянина висели как плети. Он словно тащил себя к двери. Чтобы навсегда запереть ее. И оставить за ней страшный мир людей.

      Дойдя до двери, Дерибас повернул торчащий ключ в замке и уперся лбом в дверь.

      – Я вас… застрелю… – прошептал он.

      Но безвольная рука даже не смогла подняться к кобуре. Лишь оцепеневшие пальцы сжались. И разжались. Я резко повернул его спиной к двери, расстегнул гимнастерку на груди и разорвал нательную рубаху. Креста не было на его шее.

      Мы с Фер подняли Лед и бросили на пол. Он раскололся. Мы схватили подходящий кусок, привязали ремешком к палке. И приблизились к Дерибасу. Он оцепенел и ждал. Ждало его сердце.

      Я размахнулся и ударил его ледяным молотом в грудь. Он коротко вскрикнул и, потеряв сознание, стал падать на нас. Мы подхватили его и положили навзничь на пол. Удар был силен: из рассеченной грудины потекла кровь. Глаза Дерибаса закатились, тело затрепетало и задергалось, как при эпилептическом припадке.

      Мы ждали пробуждения сердца.

      Оно затрепетало. И вдруг остановилось.

      Дерибас перестал дергаться. Мы замерли. Лицо его смертельно побледнело. Сердце не билось.

      В дверь постучали. И голос секретаря спросил:

      – Товарищ Дерибас?

      Он почувствовал, что в кабинете что-то произошло. И сразу зазвонил телефон на столе.

      Дерибас лежал перед нами бездыханный.

      – Товарищ Дерибас! – громче спросил секретарь и стукнул в дверь.

      Но Дерибас не отвечал ни нам, ни людям.

      – Ломайте дверь! – закричал секретарь.

      Охранники навалились на дверь. Я замер. Потому что не знал, что надо делать. Сердце Дерибаса не выдержало удара. И вдруг Фер вцепилась в его плечи, встряхнула:

      – Братик, говори сердцем! Братик, милый, родной, говори сердцем!

      Сердце молчало.

      Трещала дверь.

      Фер легла на Дерибаса, обняла его, сжала.