Сто проклятий. Евгений Калюх

Родителям пришлось запереть его в погребе, а крышку задвинуть бочками с салом.

      – Её тогда ещё надо было сжечь! – причитала Никитишна.

      В доме Потехина, у Машкиной кровати, собрались сочувствующие. Сам Агафоныч молча сидел на стуле и смотрел в пол. Знахарь Пантелеймон сидел у изголовья и гладил несчастную по голове. Староста деревни Харин расхаживал по комнате взад-вперед и иногда ронял нелепые комментарии.

      – Чем же ты думала, когда к ведьме попёрлась? – не унималась Никитишна.

      Машка разлепила ссохшиеся синие губы и, не в силах что-нибудь сказать, закрыла.

      – Да тише ты, мать! – укоризненно сказал Пантелеймон.

      – О-ой! – вздохнул Потехин.

      – Может прибить тебя, чтоб не мучилась! Всё равно в голове ум не вырастет!

      – Да как такое можно? Прибить? Это ж грех, – вставил Харин.

      Потехин закрыл лицо руками и покачал головой.

      Машка просипела:

      – Не я это.

      – Чего-чего не ты?

      – Сама она.

      – Ах сама значит! Надоумила сама!

      – Да перестань ты орать уже, женщина, слушать устанешь тебя! – гаркнул Пантелеймон.

      – А это не поветрие? – спросил Харин.

      Потехин шумно вздохнул, не отнимая ладони от лица. На некоторое время повисло молчание.

      – Надо сходить к ведьме, – сказал Пантелеймон.

      – К ведьме сходить! Скажешь тоже! Это кто-пойдёт-то? Я? Вон эта пусть и идёт! Извиняется!

      – Не ори ты, сам схожу.

      Харин закашлялся:

      – Как же это ты пойдешь! У нас знахарей больше в селе нет! А если она тебя в котле сварит?

      – Ну, сварит, так сварит, я соль с собой возьму, чтоб вкусней был.

      Под покровом ночи стая ворон кружила над лесом. В небе висела полная луна – самое время для страшных ритуалов и колдовства. Часть птиц уселась на ветки, часть осталась в небе. Глухой гул раздался словно из-под земли. Сначала протяжный, потом прерывистый, приобретая отчетливый ритм. Где-то в глубине леса взвыли волки. Вороны двинулись в направлении воя.

      Птицы расселись по деревьям рядом с поляной, освещенной ярким серебряным светом. Гул нарастал, становился явнее, стал походить на бой барабанов.

      – Кар-р! – разнеслось над лесом, вороны прокричали необычайно дружно. Стая волков вторила воронам.

      – Кар-р! – громче прежнего проголосил пернатый мрачный хор. Волки, подвывая, пропели на тон выше. Всё это карканье, вой и шум складывались в замысловатую музыку.

      Черная стая спустилась с деревьев на поляну и закружилась в вихре, поднимая вокруг облака пыли. Постепенно сгущаясь, эта воронья масса приобрела очертания человеческой фигуры. И вот, крутанувшись, напоследок, вокруг себя, на месте вихря оказалась женщина – ведьма Варвара. Волки в оцепенении наблюдали сие действо. Ведьма, недолго думая, подошла к самому большому волку и отточенным движением свернула ему шею. Остальные бросились врассыпную.

      Колдунья на цыпочках, пританцовывая и хлопая