Одиссей, сын Лаэрта. Человек Космоса. Генри Лайон Олди

Глубокоуважаемые с семьями и имуществом переезжают в Херсонес.

      Когда земля грозит разверзнуться, она поглощает живущих на ней. Когда проваливается небо, синева топит в себе горстку небожителей. Когда-то, давным-давно, небо упало на землю, буйный Уран покрыл зрелую Гею – и родились первые дети. Где они сейчас? Кто умер в те дни, ложась перегноем под новые зерна? Оскопленное небо молчит, хмуря седые брови облаков, и молчит земля, баюкая во тьме усталую утробу.

      Море пахнет гнилым обещанием покоя.

      Мы погибли под Троей.

      – …вы неправильно начинали. Дело не в силе. Дело не в мастерстве. Дело совсем в другом: в малом. Просто надо очень любить этот лук…

      Роговой наконечник скользнул в ушко тетивы сам собой.

      – …очень любить эту стрелу…

      Тетива, скрипя, поползла назад, к плечу.

      Тела убитых уже убрали из мегарона. Часть для погребения вывезли рыдающие отцы, остальных я распорядился сжечь утром с подобающими почестями. Жаль, забыл уточнить – с какими именно. Могут неправильно понять. Из дюжины петель вынули дюжину рабынь, еще недавно через край полных кипящей жизни, а теперь годных лишь на корм воронам. Виновных в том, что любили заезжих женихов больше, чем следовало бы. Тринадцатая, самая дерзкая, оправдав свое имя – Черноцвет[3], – вчера родила сына. Надеюсь, крики совпали: первый детский и последний отцовский, когда стрела пронзила его грудь. Эвриклея велела закопать дитя вместе с матерью; я не стал возражать.

      Падающее небо уже не причинит мне вреда. Во всяком случае, больше, чем причинило.

      Я вернулся, но я еще вернусь.

      – Остров Заката

      Манит покоем,

      Ручьями плещет.

      Не пей, о странник,

      из тех ручьев.

      Покой опасен,

      Покой обманчив,

      Покой – покойным.

      Ты жив, мой странник,

      спеши уйти…

      Мне бы хотелось свести тени с тенями. Как сводят счеты. Убитых женихов – с погибшими в долине Скамандра. И пусть одни жалуются на неудачную смерть, а другие хвастаются удачной гибелью. Пусть меряются славой и бесславием. Наверное, я бы мог это сделать. Но знаю: пройдет миг, другой, и мне станет скучно. Лук и жизнь – одно[4]; лук и смерть – одно. Сын Гектора, сброшенный со Скейской башни, един с сыном рабыни, умерщвленным в день своего рождения. Дочери Приама, заколотые на могилах ахейцев, – и мои любвеобильные красотки, развешанные на столбах. Приам-троянец, кощунственно убитый у алтаря Зевса Оградного, – женихи моей супруги тоже пытались прибегнуть к защите родового очага…

      Озноб крадется вдоль хребта.

      Если все повторить, я бы снова натянул лук. Лук Аполлона, с некоторых пор – лук Одиссея. Тайный голос убеждает меня в этом, и, разучившийся бояться, я боюсь, что он прав.

      Остров Восхода

      Манит лавиной,

      Прельщает бурей.

      Беги, о странник,

      Не

3

Черноцвет – греч. Меланфо или Меланфий, в зависимости от женского или мужского рода. Рабыня и козопас (тезки) в доме Одиссея.

4

Слова «лук» и «жизнь» по-гречески омонимы – «биос».