Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том четвертый. Нелли Шульман

связку гранат, но и брезентовую сумку, с медикаментами. Матерясь сквозь зубы, Федор Петрович сидел на пеньке, ожидая, пока пани Ядвига перевяжет ему левое плечо:

      – Пуля прошла навылет… – девушка тяжело дышала, – кровотечение закончилось… – серое, в темных пятнах, платье, прикрывал испачканный ватник. Туфли со сбитыми каблуками хлюпали в мокром снегу.

      Волк загнал изрешеченный пулями фургон, в какой-то перелесок. В кабине и в темном помещении, с деревянными полками, отчетливо пахло кровью. Из десяти человек, партизан Йонаса, во дворе Девятого Форта осталось двое.

      Поднатужившись, Волк снял сапоги с третьего парня, лежавшего в луже крови, на полу фургона:

      – Когда мы в ворота выезжали, он еще жил. Ребята кричали, что он дышит. Он умер по дороге, а тех парней сразу застрелили. Семеро человек бойцов, то есть пятеро, не считая нас и Ядвиги… – оказавшись в кабине, девушка представилась:

      – То есть не сразу представилась. Федор Петрович втащил внутрь ее и полковника, на знакомства времени не было… – разогнувшись, Максим вручил летчику сапоги:

      – Ядвиге отдай. Снег по колено, а она в туфлях… – после прыжка из окна высокого, первого этажа, Воронов и девушка отделались только царапинами и ссадинами.

      Максим дал пинка задней шине фургона:

      – Хорошо, что в пальбе не пробили. Надо немедленно уходить отсюда, они перекроют город… – стрелка хронометра показывала четыре часа. Начав воевать, на Волховском фронте, Максим понял, что бой ничем не отличается от воровских дел:

      – Сначала планируешь акцию, если можно так выразиться, долго ждешь, сидишь в засаде, а вся атака идет три минут. Или пять, как в нашем случае… – полковник, угрюмо, посмотрел в сторону:

      – Надеюсь, что я его застрелил… – тихо сказал Степан, – я, или Ядвига. Он ничего не успел сказать, Максим. Мы ничего не знаем… – Волк посчитал возможным позволить себе папиросу:

      – Дай твои, американские, – велел он, – а я надеюсь, что тварь выжила. Если он один раз в тебя поверил, то поверит и во второй. Ты его спросил, где Констанца, но это не страшно. Он посчитает, что ты продался западным державам… – Максим коротко усмехнулся.

      Степан молчал. Он не хотел говорить ни Волку, ни еще кому-то о брате:

      – Они записали Петю в предатели, но это не так. Котов, то есть Эйтингон, сказал, что якобы переход к Власову был личной инициативой Пети, одобренной партией и правительством… – запах тающего снега, мокрой хвои напомнил Степану что-то давнее, детское:

      – Мы с Петей спали вдвоем на лавке, а папа нам пел колыбельную. Вот откуда папа знал французский язык. Он был аристократом, закончил Александровский лицей. Наш дед служил судьей, наш прадед был товарищем министра внутренних дел, наш прапрадед, декабрист… – Степан напомнил себе, что бомба, сделанная его отцом, подорвала здание петербургского суда, в революции пятого года:

      – Дедушка и бабушка погибли. Старший брат папы, Михаил, жил в Англии. Он