Тайна Пустошей. Кирилл Александрович Гришин

подошли к нему поближе, он указал пальцем на карту, которую положил поверх остальных. Часть карты покрывало темное пятно, словно кто-то пролил на нее кофе.

      – На этой карте я отметил расположение городского морга, – сказал он. – Тело Ноксфилда находится там, в специальном герметически закрытом помещении.

      – Зачем помещать труп в герметически закрытое помещение? – спросил Джим.

      – Чтобы он не сгнил, наверное, – предположил Чи.

      – Такова была его последняя воля, – сказал Степанченко. – Он хотел, чтобы его тело забальзамировали и поместили в стеклянный гроб. Причем в фойе штаба колонии.

      Джим присвистнул.

      – Ничего себе, – сказал Сергей. – Кем это он себя возомнил?

      – Ну, – протянул Джим. – Он, видимо, считал, что на каждой планете должен быть свой Ленин…

      – Кто такой Ленин? – нерешительно спросила Софи.

      – Это тоже было связано с его религиозными взглядами, – уклончиво ответил Степанченко, не услышав Софи.

      – Он что, хотел оставить такое значимое напоминание своим потомкам, чтобы они не забывали, ради кого им нужно болеть? – спросил Чи.

      – Я, право, не знаю, – сказал Степанченко. – И это сейчас не имеет никакого значения. Важно то, что вместо мавзолея, о котором он мечтал, его оставили в стеклянной комнате в морге. Его даже не стали бальзамировать. Помещение полностью стерилизовали. Думали, что тело полежит там какое-то время, а потом его уберут. Но, вопреки ожиданиям, убирать тело так и не пришлось, потому что морг стал настоящим местом паломничества для всех, кто принадлежал к той же секте. К тому же, труп лежал там, как я уже говорил, три года. И всегда, когда я бывал там, мне казалось, что он сейчас встанет и подойдет ко мне.

      – Он что, казался таким жутким? – спросил Джим.

      – Нет, – профессор покачал головой. – Он казался чересчур живым. Будто умер минуты две назад.

      – Это странно, – сказал Сергей. – А еще странно то, что на секретной военной базе было столько сектантов.

      – А он не мог каким-то совершенно случайным образом принять препарат с панацинами? – протянула Софи, с подозрением прищурившись.

      Степанченко сделал глубокий вздох. Он молчал довольно долгое время, покусывая нижнюю губу.

      – Сам не мог, – сказал он, кивнув головой. Он стал ходить по комнате, заложив руки за спину.

      – Что значит «сам не мог»? – спросила Софи.

      – Я и сам подозревал что-то неладное, – признался Степанченко и остановился, взглянув на Софи.

      – Можно ли конкретнее, профессор? – вяло простонал Чи.

      Степанченко сел на свою кровать.

      – Дело в том, – начал он. – Что у меня, как у старшего научного сотрудника, был заместитель. Доктор Колесников. Он был очень импульсивным молодым человеком. Он постоянно лез на рожон, везде старался сунуть свой крючковатый нос. Когда мы стали работать с панацинами, он постоянно приводил добровольцев для экспериментов. Хотел помочь людям, как он сам считал.

      – При