Остальное – судьба. Михаил Успенский

у оружейников заказали. И стали наши связчики осваивать навесную стрельбу путём прискорбных проб и трагических ошибок…

      – Маме их трясця, – заметил Мыло, и его даже передёрнуло – видимо, сталкивался с такими ошибками.

      – Это же получается – горилла с гранатой в пороховом погребе, – сказал Майский.

      – Совершенно верно, коллега, – сказал Матадор и продолжал: – Мы бы, конечно, эти упражнения пресекли и миномёт конфисковали, но, на дурацкое счастье, одна такая мина угодила в нужное место. А там банда Форина, полные отморозки, добивала «долговский» квад в развалинах «Сельхозтехники» и почти добила. А тут неожиданная помощь с небес. С тех пор «Долг» за эту троицу горой, и сам Петренко горой, а с Петренкой даже Большой считается… Но они больше не будут. Во всяком случае, в нашу сторону. Слава богу, а то я уж подумал, что это военкеры берут здание в вилку на всякий случай…

      – Военкеры? – спросил Дэн.

      – Ну, военсталкеры, – пояснил Матадор. – Хоть мы сегодня все и заодно, но пока начальники согласуют, пока притрутся…

      – А вы, значит, волькеры? – сказал Майский.

      Матадор задумался.

      – Хм, почему бы и нет, – сказал он. – Если этому сокращению суждено прижиться, так оно и приживётся. Волькеры… Странно, что до этого ещё никто не додумался… Вот что значит гиена пера! У народа, у языкотворца, умер звонкий забулдыга-подмастерье… Ох, прости, Дэн, не подумал, дурман ядовитый…

      – Да нет, ничего, – сказал Майский, но поёжился. – Как же они это хозяйство таскают? Там одна опорная плита…

      Мыло захихикал, а Матадор пояснил:

      – Опорная плита по жребию досталась Умной Маше. И Маша, подтверждая свой ном де гер, то бишь военный псевдоним, наменял у народа кучу «волчьих слёз», и «слёзки» эти он прилепил по окружности плиты на жвачку, а жвачка, естественно, по дороге высохла…

      – Надо было на эпоксидку сажать, – сказал Майский. – А про «слёзки» я читал, что они ношу облегчают… Но всё-таки, что за операция? Какая причина сплотила вольных сталкеров, военкеров и прочий народ в Зоне?

      Матадор пожевал губами и нехотя сказал:

      – Белый пропал.

      Хуже нет для журналиста вытягивать информацию при полном неведении! Бегаешь один, как дурак, среди занятых людей, а они посылают тебя друг к другу и ещё дальше…

      – Кто такой Белый?

      – То довга справа, – сказал Мыло. – Бо Билый то е Билый. Чужому не понять.

      – Видишь ли, Дэн, – сказал Матадор. – Белый – это такой человек, которого в Зоне никто не смеет тронуть – не вольный, не военный, не миротворец, не последний мародёр, который за «вечерний звон» родную маму на поругание бюрерам отдаст. Своего рода неприкасаемый… Мыло! – внезапно заорал он. – Ты лестницу прикрыл?

      – Та я там растяжку поставив, – беспечно сказал Мыло и даже зевнул.

      – С ума сошёл, – сказал Матадор. – Как же мы слезать будем, если её кто-то посторонний сдуру тронет? Послал же мне господь связчика…

      – Та я тую гранату поставив… кустическу… – оправдался Мыло.

      – А-а…