Граница нормальности. Чингиз Григорьевич Цыбиков

далее в том же духе.

      – Прячься, – сказал Никита, и открыл верхний ящик письменного стола.

      – Чего это я должен прятаться? – ощетинился Генри Аббасович.

      – Слушай, я же не могу объяснять всем подряд, кто вы такие.

      – Так бы сразу и сказал, – сказал Генри Аббасович и ловко спрыгнул.

      В Никитину комнату вломились Колька и Ромка. Именно вломились, по-другому не скажешь. Первым, как всегда, Колька.

      – Здорово, Никитос, – сказал Колька и крепко пожал Никите руку.

      – Здорово, Колян, – ответил Никита.

      – Привет, Никита, – сказал Рома, подумал и добавил, – ну в смысле здорово.

      Колька плюхнулся на диван, оглядел комнату, словно был здесь впервые, и спросил:

      – Что нового в городе? Какие тут у тебя без нас делишки были?

      Никита посмотрел на Кольку. Потом на Ромку. Потом снова на Кольку. Помолчал и сказал:

      – Ничего. Ничего интересного. Я ж тут один был.

      ***

      Немножко в сторону.

      О том, почему инопланетян зовут Петьками и Екатеринами, Никита задумался много позже, и ещё позже выяснил, что сразу после того, как он им помог с водой, они всей колонией приняли земные имена и отчества и больше никогда своих старых имен не употребляли.

      «Чтобы тебе было удобнее».

      Очень простое объяснение для столь странного поступка, не правда ли?

      ***

      – Завтра после обеда мы идем на свадьбу, – сказал Генри Аббасович. За прошедшие два года он сильно сдал. Если точнее – за последние полгода. Видимо, нелегко давалась ему эта работа – быть при Никите.

      – К кому на этот раз? – спросил Никита.

      – Екатерина Львовна выходит замуж за Эммануила Петьковича.

      – Эммануила? Это который…

      – Да, – сказал Генри Аббасович, – это сын Петьки.

      – Генри, – сказал Никита, – ты чего грустный такой? Я вижу, ты что-то все грустнее и грустнее с каждым днем.

      – Никита, – сказал Генри Аббасович, – Я грустный оттого, что, как выяснилось, я не очень хороший человек.

      – Почему? – удивился Никита.

      – Я завидую Петьке, – грустно сказал Генри Аббасович. – Вот судьба, достойная легенды. Мне не такой уж длинный век остался, а я ни разу за тебя не бился. А ведь долг прежде всего, я должен радоваться, что ты не подвергался опасности, а я думаю только о себе.

      – Погоди, – сказал Никита ошеломленно, – а сколько вы живете?

      – Примерно пять земных лет, – ответил Генри Аббасович. – А сколько тебе лет?

      – Мне? – Никита замялся. Как-то неудобно сообщать человеку, что ты уже прожил в два раза больше, чем тот проживет. – Мне одиннадцать.

      – А сколько ты ещё проживёшь? – заинтересовался Генри Аббасович.

      – Не знаю, – сказал Никита. – Наверное, лет сто.

      – О! Тогда все понятно, – сказал Генри Аббасович.

      – Что понятно? – спросил Никита.

      – Человек, который живет так долго, может позволить себе быть и добрым, и справедливым. У него есть на это время.

      Никита удивился. Такой поворот