Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой. Петр Ингвин

Некоторые пустовали. На прием пищи собрались только ученики, взрослых не было. Я насчитал восемнадцать человек без новеньких. Кроме меня – все девчонки. Мальчишки поели в первую смену?

      Господи, какие мальчишки?.. На встрече цариссы-смотрительницы школы присутствовали ВСЕ. Около двух десятков голов. Столько и было, сколько сейчас скребут по тарелкам и облизывают ложки. Почему меня воткнули в женский лагерь? Лень было везти куда нужно?! Не может же мужская школа быть за тридевять земель от женской. Выдам все, что думаю, при первой возможности. Им невдомек, что мне неприятно и… в общем, неправильно все это.

      Стоп. Дарья – царисса школЫ. Одной. Продолжая мысль…

      Мальчиков учат в другом месте. Мало того, возможно, что в другом царстве, пусть оно размером с гулькин нос. Хорошо, если царства граничат, а вдруг между ними еще десяток-другой, и туда год только добираться?

      Предположим, добьюсь своего. Меня переведут в другое место… и разлучат с Томой. С последним своим человеком в чужом мире.

      Помолчу некоторое время. Не дураки же, сами поймут, как сделать лучше для всех. И сделают. Если разлучат не сегодня-завтра, буду решать новую проблему. Снова найду способ шантажировать. Пока получалось.

      Решено, молчу.

      Вечерело. Когда оконного света уже не хватало, в дверях кухни появился дядя Люсик.

      – В прощание дню повторим святые заповеди, данные нам Аллой-спасительницей, да простит Она нас и примет.

      Застучали отодвигаемые скамьи. Ладони легли на края столешниц, лица благостно опустились. С короткими перерывами раздалось многоголосое:

      – Не сотвори себе идола, ни духовного, ни реального.

      – Не произноси Святого Имени без надобности, а произнеся – помолись.

      – Соблюдай закон.

      – Почитай матерь свою и чужую, ибо Алла, да простит Она нас и примет, дала нам мир, а они дали жизнь.

      – Не убий, если это не враг, посягнувший на твою жизнь, семью и родину.

      – Не укради.

      – Не произноси ложного свидетельства.

      – Не возжелай мужа и дома ближней своей, и другого имущества.

      – Алле хвала! – подытожил дядя Люсик, и долгожданный взмах руки отпустил всех с миром.

      В потемках разбрелись по комнатам. Халаты со смешными штанами и мягкие «ангельские» чувяки у нас уже забрали, пришлось привыкать к местной традиции ходить босиком. У Зарины и прочих имелись сапоги, но, видимо, для обуви здесь особые дни. Меня босоногое передвижение не смущало, а Тома морщилась.

      Зарина первой юркнула в восторженно отверзшуюся дверь, поэтому я немного задержался. Карина глянула зловеще-строго, глаза сказали, что все помнит и не простит. Тома с едкой полуулыбкой-полуусмешкой пожелала спокойной ночи и с шумом захлопнула за собой дверь. Варвара с чванливой наперсницей-выскочкой, которую она назвала Аглаей, скрылись в комнате, следующей за моей. На всякий случай досчитав еще до двадцати, я вошел. Словно понимая ситуацию, дверь прикрылась бесшумно.

      Отвернувшись зубами к стене, соседка