Радикализация искусства. Избранное. Глеб Нагорный

Здания и утверждает, что, мол, не Здание следует ставить во главу угла, а его самого, то, извините, пусть он тогда отдает все имеющиеся у него в наличии документы, скидывает портки, которые приобрел в кутюрном цехе, и пойдет прогуляется по этажам. Знаете, что с ним будет? Когда он вернется, то на его теле вы обнаружите следы подошв всевозможных размеров, подпалины от окурков и потеки от помоев. Его просто не заметят.

      – А при чем тут Альбинос?

      – При том, что все эти правовые нигилисты без определенного места жительства, все эти маргинальные элементы так или иначе находятся – или, по крайней мере, в недалеком прошлом находились, – в связи с отделами, а Альбинос ни одному отделу не принадлежит. Он сам по себе. Исходя из постулата, что в Здании каждый напрямую связан с каким-либо отделом, мы можем заключить, что Альбиноса не существует.

      – Простите, простите, но ведь это еще не означает, что он не существует в физическом смысле, – Флёр потянулся к стакану с водой.

      – Я с вами согласен. Но Здание признает только документарного субъекта. Только статистическую единицу. Иными словами, вы можете быть переведены из отдела лингвистики в отдел финансов, но если за вами следом не поступили сопровождающие вашу физическую оболочку документы, а затерялись где-то между этажами, то как служащий отдела лингвистики вы уже не существуете, а как финансист вы еще не народились; следовательно, вас, попросту говоря, в Здании нет. Никакие начисления переводиться не будут, бонусов и премий вы не получите, изо дня в день вас станут кормить «завтраками», а тринадцатая микрозарплата в итоге так навсегда для вас и останется тринадцатой – в бесовском значении этого слова. Будете ждать ее, ждать… Может, правда, случиться и по-другому: вас сотрут с лица Здания, но документы о вашей ликвидации по какой-то причине должным образом не оформят. Так вот: для Здания вы всё равно будете существовать. Ваше место никто не займет, вы продолжите торжественно лыбиться с анкеты в отделе кадров, а вашему фантому по-прежнему станет начисляться зарплата. И, несмотря на то, что вас не будет в физическом смысле, для Здания вы всё равно останетесь великолепным Флёром, работающим в отделе лингвистики. Ведь что получается: мы все отождествляем себя с социальным положением, которого добились. Сегодня вы – финансист, завтра – безработный, послезавтра – работодатель, а еще через день – снова безработный. Но никому не придет в голову назваться своим именем. Флёром, например. Уяснили? Мы есть социальный статус. Об этом, к слову, даже пергидрольные блондинки в жидких полушубках и «мягких рухлядях» догадываются. Смутно, но догадываются.

      – Любопытно, весьма любопытно, – ответил командируемый, потягивая воду. – Но почему вы всё-таки считаете, что Альбиноса не существует? Вдруг он сидит где-нибудь за кулисами и посмеивается над нами? И, кстати, я, к примеру, его видел.

      – Да кто ж его не видел, – вскинулся Амадей Папильот, опрокинув кружку с остатками пива, – я его тоже неоднократно видел, но это еще ни о чем не говорит.