Итальянские рассказы. Тимур Валитов

котором издевательской рукой были начертаны все в этом мире трибуналы и виновники, и забылось разом, в какие стороны на арифметических счетах откладывать прошлое и будущее, а кто-то первым догадался, что все диаметрально противоположное суть одно и то же, и впереди лишь бесконечная смена заглавий с условностями вроде оси симметрии или огурцов, перерисованных из квашеных в свежие в соответствии с духом времени. Тогда Баччо представилось, что все в нем поделено пополам на истинное и от лукавого – две стороны равнобедренного треугольника с вершинным углом настолько ничтожным, что стороны эти, исходя из единого начала, из досадного момента его рождения, убегали в года, почти параллельные друг другу, но в какой-то миг разошлись так далеко, что радовала и виселица за окном, лишь бы прекратился бег, расчерчивающий на две половины все, чего касался карандаш в руке поэта. И когда ветер опрокинул одинокую виселицу и по ковру из виноградных листьев дотащил ее до самой реки, Баччо осознал, что над миром более не властен ни один человеческий закон, – и в ту же секунду что-то нарушилось в его треугольнике, и обе стороны его, остановившись за миллиметр до основания, обернулись вспять и вернулись в вершину с осознанием непоправимой бесполезности какого-либо решения.

      Потом говорили, что он попрощался громко и непринужденно и в голосе его пела свобода, а следом опустела вдруг скамья перед судейской кафедрой, словно Баччо Гарпалиону никогда не существовало и не могло существовать.