Музыка горячей воды. Чарльз Буковски

тридцать – нормально.

      – Тогда пока.

      Он растянулся на кровати. Да, хорошо вернуться к Лу. Она ему пользу приносит. И она права – он слишком бухает. Если б Лу столько бухала, она б ему была ни к чему. По-честному, старик, по-честному. Погляди, что стало с Хемингуэем – без стакана в руке и не садился. Погляди на Фолкнера, на них на всех погляди. Вот блядство.

      Опять зазвонил телефон. Он взял.

      – Чинаски?

      – Ну?

      Поэтесса – Джанесса Тил. Фигура хорошая, но в постели с нею Генри ни разу не бывал.

      – Завтра вечером я бы хотела пригласить тебя на ужин.

      – У нас с Лу постоянна, – ответил он. И подумал: господи, я храню верность. Господи, подумал он, я приличный человек. Боже.

      – И ее с собой бери.

      – Думаешь, разумно?

      – Меня устраивает.

      – Слушай, давай я тебе завтра перезвоню. Тогда и скажу.

      Он повесил трубку и опять вытянулся. Тридцать лет, подумал он, я хотел быть писателем, и вот я писатель, а что это значит?

      Телефон зазвонил снова. Даг Эшлешем, поэт.

      – Хэнк, малыш…

      – Ну чего, Даг?

      – Я на подсосе, малыш, одолжи, малыш, пятерку. Дал бы мне пятерку, а?

      – Даг, лошади меня разорили. Ни цента не осталось.

      – Эх, – сказал Даг.

      – Извини, малыш.

      – Ну да чего уж там.

      Даг повесил трубку. Даг ему и так уже должен пятнадцать. Но пятерка у Генри была. Надо было дать ее Дагу. Даг, наверно, собачий корм жрет. Я не очень приличный человек, подумал он. Господи, да я совсем человек неприличный.

      И Генри вытянулся на кровати – во весь рост, во всем своем убожестве.

      Парочка приживал

      Быть приживалом – очень странное занятие, особенно если непрофессионал. В доме было два этажа. Комсток жил с Линн на верхнем. Я с Дорин – на нижнем. Дом располагался красиво, у самых Голливудских холмов. Обе дамы чем-то руководили, и платили им за это выше крыши. Дом был просто набит хорошим вином, хорошей жрачкой – и одной нервножопой собачкой. Кроме того, имелась крупная черная домработница Рета: она по большей части не выходила из кухни, где все время открывала и закрывала дверцу холодильника.

      Каждый месяц в назначенное время в дом приносили все правильные журналы, только мы с Комстоком их не читали. Мы просто валандались, боролись с бодунами, ждали вечера, когда наши дамы будут нас поить и ужинать на свои представительские.

      Комсток говорил, что Линн – весьма преуспевающий продюсер на какой-то крупной киностудии. Сам он ходил в берете, с шелковым шарфиком, в бирюзовых бусах, носил бороду, а походка у него была элегантная. Я писатель, застрял на втором романе. Свое жилье у меня было – в разбомбленной многоквартирке в Восточном Голливуде, но я там редко бывал.

      Транспортное средство у меня – «комета» 62-го года. Молодую дамочку из дома напротив эта колымага очень оскорбляла. Приходилось оставлять машину прямо перед ее домом, потому что там был один из немногих ровных участков в окру́ге, а на склоне машина не заводилась. Она и на плоскости-то заводилась еле-еле – я подолгу сидел, давил на педаль, жал