Музыка горячей воды. Чарльз Буковски

мешали.

      – Есть вещи поважнее купания, мужик.

      – Например, пожрать, – сказал через дверь Луи.

      БАМ! БАМ! БАМ! БАМ!

      – Тебе чего надо? – спросил Эрик.

      – Слушайте сюда, ребята! Еще хоть один звук от вас – всего один – и я зайду!

      Эрик и Луи промолчали. Два толстяка удалились по лестнице.

      – По-мойму, мы б их завалили, – сказал Эрик. – Жирные ж неповоротливые. Легко.

      – Ага, – сказал Луи. – По-моему тоже, мы б их завалили. То есть если б захотели.

      – У нас пиво кончилось, – сказала Глория. – А холодненького бы не помешало. У меня совсем нервы разболтались.

      – Ладно, Луи, – сказал Эрик. – Ты идешь за пивом, а я плачу.

      – Нет, – ответил Луи, – идешь ты, плачу я.

      – Я плачу, – сказал Эрик, – а за пивом отправим Глорию.

      – Ладно, – сказал Луи.

      Эрик дал Глории денег, проинструктировал, они открыли дверь и выпустили ее. В бассейне никого не было. Славное калифорнийское утречко – смог, затхло и безжизненно.

      – Все ты со своим блядским ротатором, – сказал Эрик.

      – Да хороший журналец, – ответил Луи. – Не хуже других.

      – Наверно.

      А потом они вставали и садились, садились и вставали, дожидаясь, когда же Глория вернется с холодным пивом.

      Упадок и разрушение

      В «Голодном алмазе» был понедельник. Внутри всего двое – Мел и бармен. Днем по понедельникам Лос-Анджелес – ебеня́; даже вечером в пятницу это ебеня, но особенно – днем по понедельникам. Бармен – его звали Карл – пил втихаря у себя под стойкой, а напротив него лениво нависал над выдохшимся зеленым пивом Мел.

      – Я те должен че-то сказать, – сказал Мел.

      – Валяй, – ответил бармен.

      – Тут это… как-то вечером мне один тип звонит – я раньше с ним работал в Акроне. Его уволили, потому что бухал, а он женился на медсестре, и теперь эта медсестра его кормит. Мне такие люди до лампочки, но сам же знаешь, какой сейчас народ – как бы виснут на тебе.

      – Ну, – сказал бармен.

      – В общем, они мне звонят… Слушай, плесни-ка мне еще пива, это просто моча какая-то.

      – Ладно, только ты пей быстрее. Оно выдыхается через час.

      – Хорошо… и говорят мне, что решили нехватку мяса – я думаю: «Какая такая нехватка мяса?» – и чтоб я приезжал. Мне делать нечего, я беру и еду. Играют «Сент-Луисские Бараны», и этот мужик, Эл зовут, включает телик, и мы садимся смотреть. Эрика – это ее так зовут, – она где-то на кухне салат делает, а я пару упаковок пива привез. Здрасьте, говорю, Эл откупоривает, там славно и тепло, духовка включена… В общем, удобно. Они, похоже, пару дней не ругались, ситуация спокойная. Эл что-то тележит про Рейгана, про безработицу, только я ему ответить не могу, мне скучно. Понимаешь, плевать мне, прогнила страна или нет, если только мне самому все удается.

      – Ну да, – сказал бармен, отхлебнув под стойкой.

      – В общем. Она выходит, садится с нами, пиво пьет. Эрика. Медсестра. Говорит, для всех врачей больные – как скот. Говорит, все врачи шустрят. Думают, свое не пахнет. И ей лучше бы с Элом, чем с каким-нибудь врачом из нынешних. Ну а это глупое заявление, так?

      – Я-то