Музыка горячей воды. Чарльз Буковски

не видали.

      – Дайте мне тогда еще скотча со льдом, – сказал Монах. – И я пошел отсюда.

      Бармен принес скотча со льдом. Монах выпил и пошел оттуда.

      Мир отвратителен

      Я ехал по Сансету как-то поздно вечером, остановился у светофора и на автобусной остановке увидел эту крашеную рыжую с грубым и загубленным лицом – напудренным, накрашенным, оно говорило: «Вот что с нами делает жизнь». Я представил ее пьяной – орет через всю комнату на какого-нибудь мужика – и порадовался, что этот мужик – не я. Она увидела, что я на нее смотрю, помахала:

      – Эй, подбросишь?

      – Ладно, – ответил я, и она перебежала две полосы, чтобы сесть ко мне.

      Мы поехали, она чуть заголила ногу. Неплохо. Я рулил, ничего ей не говоря.

      – Я хочу на Альварадо, – сказала она.

      Я так и думал. Там они все и собираются. От перекрестка с Восьмой и дальше в барах за парком и за углами – до самых подножий холмов. Я в этих барах много лет просидел – знал, что почем. Девушкам по большинству просто хотелось выпить, где-то отдохнуть. В этих темных барах они и на вид вроде ничего. Подъехали к Альварадо.

      – Можно пятьдесят центов? – попросила она. Я достал два квортера.

      – За это, – сказал я, – тебя хотя бы помацать надо.

      Она рассмеялась:

      – Валяй.

      Я задрал ей повыше платье и слегка пощипал там, где заканчивались чулки. Чуть не сказал: «Блин, давай возьмем квинту и завалимся ко мне». Видел уже, как пронзаю это щуплое тело, слышал скрип пружин. А потом она бы сидела в кресле, материлась, болтала и смеялась. Я пас. Она вышла на Альварадо, а я смотрел, как она переходит дорогу и пытается вилять задницей, словно в ней и впрямь что-то есть. Я поехал дальше. Я задолжал штату 606 долларов подоходного. Жопку время от времени приходится пропускать мимо.

      Машину я поставил возле «Китайца», зашел и взял миску куриного вон-тона. Справа от меня сидел парень без левого уха. Просто дырка в голове – грязная дырка, а вокруг много волос. Никакого уха. Я заглянул ему в эту дырку, затем вернулся к вонтону. Дрянь какая-то, а не еда. Тут вошел еще один парень, сел от меня слева. Бродяга. Заказал чашку кофе. Посмотрел на меня.

      – Здоро́во, Алкаш, – сказал он.

      – Здорово, – ответил я.

      – Это меня все Алкашом зовут, вот я и решил тебя так назвать.

      – Нормально. Им я раньше и был.

      Он помешал в чашке.

      – Вот эти пузырики на кофе. Вот эти. Мамаша говорила, это значит, что ко мне деньги придут. А ничего не пришло.

      Мамаша? У этого типа когда-то была мамаша?

      Я доел миску и оставил их там – и безухого, и бродягу, что рассматривал пузырики в кофе.

      «Ну и вечерок складывается. Хотя что еще может произойти?» – подумал я. И ошибся.

      Я решил перейти Аламеду за марками. Движение было сильное, им управлял молоденький регулировщик. Затевалась катавасия. Молодой человек передо мной все время орал регулировщику:

      – Ну давай, пропусти уже нас – какого черта? Мы и так уже целую вечность тут стоим! – Но регулировщик махал и дальше машинам. – Давай же, да что с тобой такое? – надсаживался парнишка.

      Чокнутый,