Князь Пустоты. Книга третья. Тысячекратная Мысль. Р. Скотт Бэккер

очень много! Гордись же, брат. Гордись!

      То есть «ты сделал достаточно».

      После чего следовали увещевания, быстро перешедшие в обвинения. «Опасайся Шпилей» превращалось в «тебе говорили, что надо забыть о мести!». Через мгновение после слов «следи внимательно за тем, чему его учишь» звучали другие: «Многие думают, что ты предал нашу школу!»

      Когда терпение Ахкеймиона иссякло, он сказал:

      – Воин-Пророк просил меня передать послание Кворуму, Наутцера… Ты выслушаешь?

      Дальнейшее молчание Ахкеймион принял за мысленную ругань. Они бессильны, и Наутцере снова об этом напомнили.

      – Говори, – ответил наконец старый колдун.

      – Он сказал: «Вы всего лишь участники этой войны, не более того. Равновесие остается хрупким. Вспомни свои Сны. Вспомни старинные ошибки. Не действуй из тщеславия или невежества».

      Снова пауза. Затем:

      – Вот как?

      – Вот так…

      – Он хочет сказать, что это его война? Кто он по сравнению с тем, что мы знаем, что мы видим в Снах?

      Все люди несчастны, подумал Ахкеймион. Разные у них только объекты одержимости.

      – Он Воин-Пророк, Наутцера.

      Глава 5. Джокта

      Потворстовать – значит растить его. Наказывать – значит кормить его. Безумие не признает узды – только нож.

Скюльвендская поговорка

      Когда другие говорят, я слышу лишь крики попугаев. Но когда я сам говорю, мне всегда кажется, что это в первый раз. Каждый человек есть мера другого, каким бы безумным или суетным он ни был.

Хататиан. Проповеди

Ранняя весна, 4112 год Бивня, Джокта

      Странное чувство. Какое-то детское, хотя Икурей Конфас не мог отыскать в памяти ничего подобного, относящегося к его детству. Как будто его поразили очень глубоко, под кожу, в сердце или даже в душу. Ощущение хрупкости сопровождало каждый его взгляд, каждое слово. Он более не доверял своему лицу, словно оно утратило какие-то мышцы.

      «Ибо некоторые порочны еще во чреве матери…»

      Что это значило?

      Разоружение его людей происходило под стенами Карасканда, на нераспаханном просяном поле. Все шло мирно, хотя Конфас чуть голос не сорвал, отдавая приказы. Солдаты, которые могли спать, не нарушая строя, внезапно перестали понимать самые простые команды. Прошло много времени, прежде чем все соединения были пересчитаны и разоружены. Теперь, лишенные доспехов и знамен, его войска походили на сборище полуголодных бродяг. Со стен улюлюкали бесчисленные зеваки.

      Проскакав вдоль строя, Нерсей Пройас призвал тех, кто подчинился Воину-Пророку, выйти из рядов.

      – Над нами более не имеют власти, – кричал он, – законы народов, в лоне которых мы были рождены! Над нами не имеют власти обычаи отцов! Наша кровь забыла о прежнем… Судьба, а не история правит нами!

      Мгновение сомнения и вины, а затем первые дезертиры начали протискиваться сквозь ряды своих правоверных братьев. Предатели собирались за спиной