Князь Пустоты. Книга третья. Тысячекратная Мысль. Р. Скотт Бэккер

Пожалуйста, нет…

      Сначала Найюр не понял его, но затем осознал, что дунианин вынудил Саубона выбрать себе проклятие. Он дает им право выбора только для того, чтобы взять их под контроль. Какая безумная проницательность!

      Воин-Пророк покачал львиной головой.

      – Здесь ничего нельзя сделать.

      – Лишить его трона, – вдруг произнес Икурей Конфас. – Протащить его по улицам. Выбить ему зубы.

      Его слова встретили ошеломленным молчанием. Как глава заговорщиков-ортодоксов и доверенное лицо Сарцелла, Конфас стал изгоем среди Великих Имен. На совете перед битвой он больше молчал, а когда открывал рот, то говорил неуклюже, словно на чужом языке. Похоже, сейчас он не выдержал.

      Экзальт-генерал обвел взглядом потрясенных соратников и хмыкнул. Он был одет по нансурской моде – синий плащ, наброшенный поверх украшенного золотом нагрудника. Ни голод, ни шрамы не оставили на нем отметок, словно после судьбоносного совета в Андиаминских Высотах прошло всего несколько дней.

      Он обернулся к Воину-Пророку:

      – Ведь это в твоей власти?

      – Какая наглость! – прошипел Готьелк. – Ты не понимаешь, о чем говоришь!

      – Уверяю тебя, старый дурень, я всегда понимаю, о чем говорю.

      – И что же, – спросил Воин-Пророк, – ты понимаешь?

      Конфас дерзко улыбнулся.

      – Что все это – подлог. А ты, – он обвел взглядом лица собравшихся, – самозванец.

      По залу побежал приглушенный гневный шепот. Дунианин лишь улыбнулся.

      – Но ты сказал не это.

      Конфас впервые ощутил силу огромной власти дунианина над окружавшими его людьми. Воин-Пророк был не просто главой войска. Он был их средоточием и опорой. Эти люди не только выбирали слова и жесты, утверждающие его власть, но усмиряли свои страсти и надежды. Все движения их душ отныне подчинялись Воину-Пророку.

      – Но, – беспомощно начал Конфас, – может ли кто-то другой…

      – Другой? – переспросил Воин-Пророк. – Не путай меня с другими, Икурей Конфас. Я здесь, с тобой. – Он подался вперед, и Найюр затаил дыхание. – Я в тебе.

      – Во мне, – повторил экзальт-генерал. Он пытался говорить презрительно, но голос звучал испуганно.

      – Я понимаю, – продолжал дунианин, – что твои слова рождены нетерпением. Что тебя раздражают перемены в Священном воинстве, связанные с моим присутствием. Сила, которую я дал Людям Бивня, угрожает твоим замыслам. Ты не знаешь, что делать дальше. Прикинуться смиренным, каким ты притворяешься с твоим дядей, или развенчать меня в открытую? И сейчас ты отрекаешься от меня в отчаянии, а вовсе не из желания показать всем, что я самозванец. Ты хочешь доказать себе, что ты лучший среди моих людей. Ибо в тебе, Икурей Конфас, живет отвратительная надменность. Уверенность в том, что ты есть мера всех остальных людей. Ее ты хочешь сохранить любой ценой.

      – Неправда! – вскричал Конфас, вскакивая с кресла.

      – Нет? Тогда скажи мне, экзальт-генерал, сколько раз ты мнил себя богом?

      Конфас облизнул поджатые губы.

      – Никогда!

      Воин-Пророк