Самые родные, самые близкие (сборник). Мария Метлицкая

и спросил:

      – Сколько времени, Сонь? Мне не пора?

      – Половина шестого, – отозвалась она, пристраиваясь у него под мышкой и сладко вздыхая запах мужчины. – Половина шестого, милый! Еще можно поспать.

      – Нет уж! – засмеялся мужчина и развернулся всем телом к ней. – Нет уж, прости!

      И она звонко, по-девичьи, рассмеялась:

      – Прощаю.

      Он обнял ее и наклонился, отбросив рукой ее тяжелые волосы.

      Она, что-то вспомнив, мягко его отстранила:

      – Эй, подожди!

      Он мотнул головой:

      – Не хочу!

      – Подожди, – нахмурившись, строго приказала она. – Я тебе скажу кое-что важное.

      Он приподнялся на руках, по-прежнему нависая над ней.

      – Теща твоя… – Соня осеклась на секунду. – В общем, она отказалась. От отпуска отказалась, от Греции, в смысле. Ну, дошло до тебя?

      Он кивнул.

      – Так вот, – с воодушевлением продолжила она, – может быть, ты со мной? Раз место под солнцем свободно? – И она рассмеялась удачной шутке.

      Мужчина снова наклонился, покрепче прижал ее к себе, уткнулся ей в шею и, вздрогнув, жарко шепнул, обдавая ее кожу горячим, нетерпеливым, молодым дыханием:

      – С тобой – куда угодно! Хоть в рай, хоть в ад, куда позовешь!

      Она чуть изогнулась, подлаживаясь под мужчину, плотно прижалась к нему, прищурила глаза и прошептала:

      – Возьму. Так уж и быть, позову! – И засмеялась: – Если заслужишь!

      За окном медленно и лениво наплывал слабый рассвет.

      Кто-то еще крепко спал, а кто-то уже торопился. Кто-то плакал, а кто-то смеялся. Кто-то мучил кого-то, а кто-то кого-то обнимал. Кто-то был счастлив, а кто-то страдал.

      Кого-то мучила совесть. Ну а кого-то – нет. Все как обычно у нас, живых и грешных людей.

      Цветы и птицы

      Каринка, как всегда, кричала. Впрочем, чему удивляться? Так проявлялась горячая армянская кровь. В Каринкиной семье никогда не разговаривали на полутонах. Там всегда было шумно – и в радости, и в горе. Аня морщилась от ее громкого голоса, отодвигала трубку от уха – пережидала. Знала, подруга накричится и успокоится. Так бывало всегда.

      Однако сегодня Каринку несло.

      – Слушаешь? – периодически сурово уточняла она.

      Анна торопливо отвечала:

      – Да-да, конечно! А что же я делаю, по-твоему, господи?

      Карина недоверчиво усмехалась:

      – С тебя станется!

      Анна слушала. Разумеется, слушала. Морщилась, кривилась, но слушала. И понимала – подруга права.

      Наконец та замолчала, громко выдохнула и произнесла последнее:

      – Ну? Какие действия?

      Каринка была человеком действий, кто спорит? А Анна… Анна уж точно таким человеком не была.

      – Ну… А каких действий ты, собственно, ждешь? – И торопливо, боясь гнева подруги, добавила: – Нет-нет! Я поняла! Ты, конечно, права! Только… Мне надо подумать.

      Каринка опять взорвалась:

      – Подумать? Ну да, разумеется! У тебя же совсем не было времени,