Долгая дорога в Никуда. Андрей Халов

уже на лестнице, чуть ли не кубарем слетая вниз, вывалившись из квартиры вместе с валящим на лестничную клетку дымом.

      Выскочил на улицу, я задрал голову вверх, туда, где из окон на улицу шёл густой чёрный дым.

      Гладышев висел на водосточной трубе, закопчённый и чумазый, испуганно таращась то на окно, из которого уже вместе с дымом выбивалось пламя, то вниз, на землю, до которой было довольно далеко.

      – Гладышев!!!.. Ты придурок, понимаешь?!!.. Придурок!!! – что было силы, закричал я.

      Он выпучил на меня свои глаза, будто бы видел впервые, отчего его испуганное лицо сделалось до упаду потешным, но вызвало у меня, потрясённого произошедшим, лишь новый приступ клокочущей ярости.

      – Чего, козёл, зенки вытаращил?! – закричал я, перейдя на столь чуждый мне жаргон.

      Между тем, на улице стали собираться зеваки. Одних уже давно привлёк дым, валивший из окна, другие подошли на мои выкрики.

      Тут из соседнего с дымящим окна, распахнув его, высунулась та самая тётка, что оказалась в квартире в столь неподходящий момент.

      – Сыночек! Сыночек, что с тобой?! – завопила она дурным голосом, и вся толпа, окружавшая меня, задрала головы кверху.

      – Мама! – только и смог ответить ей Гладышев.

      «Ублюдок!» – подумал я и стал продираться сквозь толпу, видимо почувствовав, что находиться здесь мне более не нужно и даже опасно.

      – Держите, держите его! – раздался наверху визг тетки.

      Я обернулся и увидел её указательный палец, направленный прямо на меня.

      «С какой стати?! – промелькнула в моей голове недоумённая мысль, но ноги мои уже пошли быстрее. – А вдруг какому-нибудь ослу и вправду взбредёт в голову схватить меня?!!»

      – Держите его?! – продолжала вопить тётка, громко кашляя в дыму, который шёл уже из этого окна тоже.

      Я ещё сильнее прибавил шагу, а потом и побежал. Но за мной вроде бы никто не гнался, и через квартал я, поняв, что опасность миновала, пошёл шагом.

      Я так устал от только что случившегося, что теперь был окончательно разбит и подавлен, однако, вопреки всему, в том числе и элементарной логике, уезжать из города вот так просто, не встретив Веронику, теперь наотрез отказался.

      Дело шло к вечеру, и я не знал, где мне приткнуться: каких-то полчаса назад в глубинах моего сознания теплилась надежда, что удастся остановиться у Гладышева. Но теперь путь туда был заказан, да и ясно было, что Гладышеву самому будет теперь не до сна и, тем более, не до гостей.

      Вечерело, а я всё также бесцельно брёл по городу, от нечего делать заходя в попадавшиеся на пути магазины, хотя продовольственные уже издалека отпугивали длинными очередями, пару раз задержавшись в то и дело встречающихся по дороге кафе.

      Сам не знаю, как очутился вдруг у давно знакомого пивного бара, хотя и думать про него не думал, и, стоя перед его дверями, ощутил, как, словно газированная вода, меня с ног до головы наполнило какое-то неясное предчувствие, будто бы грёзы, родившиеся из воспоминаний, стали, словно радужные пузыри, всплывать во мне куда-то вверх, рождаясь из пены ностальгии. Вместе